Она любила все, что создано природой. Символы плодородия встречаются на многих ее картинах: цветы, фрукты, обезьяны, попугаи. Их обвивают ленты, ожерелья, виноградные лозы, кровеносные сосуды и колючие ветки терновника. Она признавала право на жизнь за всем, что живет, — даже за тем, что может ранить или убить. Это и есть любовь — великое празднество жизни.
Фрида не хотела умирать. В 1954 году, за восемь дней до смерти, она написала натюрморт: разрезанные арбузы на темном фоне. На красной, как кровь, мякоти можно прочесть: «VIVA LA VIDA!» («Да здравствует жизнь!»). Такой символ любви, побеждающей смерть, придумала художница.
Через год после этого Диего сыграл свадьбу с владелицей художественного салона Эммой Уртадо.
С 1955 года «Голубой дом» Фриды Кало стал музеем ее памяти. В течение 30 лет облик дома не менялся. Диего и Фрида сделали его таким: дом в преобладающем синем цвете с нарядными высокими окнами, украшенный в традиционном индейском стиле, дом полный страсти. Ярко-голубые и красные стены дворика украшает надпись: «Фрида и Диего жили в этом доме с 1924 по 1954 год». Она отражает сентиментальное, идеальное отношение к браку.
В возрасте 70 лет в 1957 году Диего ушел из жизни. В Национальный дворец изящных искусств пришли тысячи людей, чтобы проситься с ним.
Ахматова и Модильяни
Анна Ахматова — великая русская поэтесса XX века. Она родилась в 1889 году в Одессе, но почти сразу родители переехали в Царское Село. Ахматова училась в Мариинской гимназии, но каждое лето проводила под Севастополем, где за смелость и своенравие получила прозвище «дикая девочка».
В апреле 1910 года девушка вышла замуж за поэта Гумилева. Молодые отправились в свадебное путешествие в Париж. Анне тогда было двадцать. Говорили, что поэтесса была так красива, что на улицах все заглядывались на нее, а незнакомые мужчины без стеснения вслух восхищались ее очарованием. «Ангел с печальным лицом…» — такое впечатление она производила на многих. «Грусть была, действительно, наиболее характерным выражением лица Ахматовой. Даже — когда она улыбалась. И эта чарующая грусть делала ее лицо особенно красивым <…> вся ее стройность была символом поэзии <…> Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженная в модное платье светской прелестницы», — так писал о ней поэт Юрий Анненков. Мандельштам писал про нее: «Вполоборота, о печаль», «Как черный ангел на снегу…». Модильяни первый увидел ее такой.
Итальянский еврей по происхождению, художник Модильяни переехал в Париж в 1906 году, чтобы брать уроки художественного мастерства у именитых французских живописцев и заявить о себе, как о молодом, талантливом творце. Модильяни был неизвестен и очень беден, но лицо его излучало такую поразительную беззаботность и спокойствие, что Ахматовой он показался человеком из странного, непонятного ей, непознаваемо иного мира.
Гумилев привел молодую жену в «Ротонду» — кафе, где собиралась вся художественная и литературная богема Парижа. Там ее и заприметил Модильяни. «Я была просто чужая, — вспоминала Анна Андреевна, — вероятно, не очень понятная… женщина, иностранка».
Изящный, аристократичный, чувствительный, Амедео отличался особой экстравагантностью, которая сразу бросилась в глаза русской девушке. Она вспоминала, что в первую их встречу Модильяни был одет в желтые вельветовые брюки и яркую, такого же цвета, куртку. Вид у него был нелепый, однако художник так изящно мог преподать себя, что казался элегантным красавцем, словно одетым в самые дорогие наряды по последней парижской моде. В тот год ему едва исполнилось двадцать шесть лет.
Художник осторожно попросил у Ахматовой разрешение написать ее портрет. Она согласилась. Так началась история страстной, но недолгой любви. Всего в 1910 было несколько мимолетных встреч.
В те годы Моди был ужасающе беден. Настолько, что, когда однажды пригласил Ахматову в Люксембургский сад, не в состоянии был оплатить стул, на котором можно было посидеть. И они беседовали на бесплатных скамейках, предназначенных для бедняков. И вот что еще поразило юную Ахматову в 26-летнем художнике: «Он казался мне окруженным плотным кольцом одиночества».
Вопреки всем невзгодам, несчастьям, неустроенности и нищете, Модильяни не говорил с Ахматовой «ни о чем земном, и никогда не жаловался. Он был учтив, но это не было следствием домашнего воспитания, а высоты духа. Я ни разу не видела его пьяным, и от него не пахло вином». А ведь именно в тот период он пытался найти забвение и решение своих проблем в рюмке.