Великие Князья Литовские: Ягайло

— Не повезло нам сегодня. — Улыбнулся Ягайло и попытался состроить грустное выражение лица.

Через несколько дней Кейстут встречал в Вильно своего сына и племянника.

— Что скажешь, сын? О чем договорились с крестоносцами?

— Заключили с ними мир, отец. Вот грамота, — Витовт протянул пергаментный свиток.

— Толку с вашего мира, — сказал Кейстут и, даже не взглянув на грамоту, ушел прочь.

Остерродский комтур

В середине месяца листопада по литовскому календарю (ноябрь) Кейстута вновь посетил гость из Пруссии. На этот раз пожаловал комтур Остерроды Куно фон Либштейн. Остерродский комтур был одним из немногих немцев, к которым Кейстут относился с уважением. Помимо того, что этот немец был другом Кейстута, он являлся крестным отцом дочери властителя Жемайтии Анны-Дануты, бывшей в ту пору супругой польского князя Яноша мазовецкого.

Кейстут проводил дорогого гостя в свою комнату и предложил:

— Ты здесь посиди немного, а я распоряжусь, чтобы накрыли стол в гостиной. Посмотришь на мое семейство. Жена будет рада тебя видеть, она как раз на днях о тебе вспоминала.

— Подожди, кум Кейстут, — остановил князя крестоносец. — Я, конечно, тоже буду рад видеть твоих сыновей, жену, но только позже. А теперь давай вдвоем побеседуем в этой комнате. У меня есть важные вести, которыми хотелось поделиться только с тобой.

— К чему такая таинственность, комтур? А впрочем, как будет тебе угодно, — пожал плечами великий князь. — Накроем стол здесь.

— Аппетит у Куно фон Либштейна после дальней дороги был такой, что он мог соперничать с волком в голодную зимнюю пору. Лишь выпив по кубку вина и очистив от мяса пару бараньих костей, сотрапезники начали беседу.

— Ты что такой печальный, Кейстут? — Спросил Остерродский комтур, доедая куриную ножку. — Или, может, не рад мне? О твоей ненависти к немцам в Пруссии ходят легенды.

— Вашего брата, немца, я и вправду не жалую, но тебе, кум, всегда рад. Хоть ты и крестоносец, но от своих собратьев отличаешься честностью и благородством. — Успокоил своего гостя Кейстут. — А печален я совсем по другим причинам.

— По каким же?

— Червь раздора поселился в Великом княжестве Литовском. Со смертью Ольгерда кончилось единство Литвы. Одни князья бегут к Дмитрию московскому, другие воюют друг с другом. Два месяца Ягайло вел осаду Полоцка, с помощью ваших рыцарей-братьев, кстати…

— А как ведет себя Ягайло после переговоров в Давыдышках? — Внезапно спросил Куно.

— Именно он и беспокоит меня больше всего. Если раньше мы с ним хоть как-то ладили, то после последней встречи с крестоносцами, Ягайло стал каким-то нелюдимым, избегает меня. Каждый день куда-то шлет гонцов, принимает у себя людей, которых я впервые вижу в Виленском замке. На все мои вопросы только отмахивается, как от назойливой мухи. Не понимаю, что с ним произошло?

— Пожалуй, я смогу объяснить поведение твоего племянника. Именно о Ягайле я и приехал кое-что рассказать. От одного из рыцарей, приближенных к магистру, который является моим хорошим знакомым, твой покорный слуга узнал, что Ягайло собирается уничтожить тебя и лишить твое потомство великокняжеского престола. Переговоры по этому поводу он вел с Тевтонским орденом через Войдыллу задолго до встречи в Давыдышках. А в этом прусском селении было подписано тайное соглашение, скрепленное печатями великого магистра и Ягайлы. Если ты хорошенько просмотришь бумаги племянника, я думаю, найдешь эту грамоту.

— Но как Ягайло собирался свершить то, о чем ты утверждаешь, кум Куно? Ведь в Виленском замке у меня многочисленная и преданная стража. А во всей Литве найдется немного людей, решившихся поднять меч на своего законного господаря.

— Ему поможет войско Тевтонского ордена. Иначе для чего было заключать договор? За оказанную помощь Ягайло обязуется отдать Ордену Жемайтию.

— Не может этого быть! Когда Ягайло предложил мне переехать в Вильно, он поклялся, что не будет заключать никаких договоров с крестоносцами без моего согласия.

— Я дивлюсь, Кейстут, твоей наивности. Ведь Ягайло для того и заманил тебя в Вильно, чтобы легче было расправиться и единовластно править Литовским государством.

— Не могу в это поверить, сын Ольгерда не способен на такое. Но и тебе не доверять, у меня нет оснований. — Услышанное повергло в смятение старика-князя. Иногда во время беседы ему казалось, что все это дурной сон. — Но почему же о тайных переговорах ни словом не обмолвился Витовт? Ведь он был вместе с Ягайлом в Давыдышках. — Задумчиво спросил Кейстут.

— О, этот Ягайло хитрая бестия. Он обвел твоего сына вокруг пальца. Это сделать было не трудно, Витовт верит Ягайлу больше чем самому себе.

— Действительно, я и сам порой не пойму, почему мой сын с такой симпатией относится к Ягайлу.

— Только никому не рассказывай, кум Кейстут, о нашем разговоре, иначе мне не поздоровится. У нашего Ордена везде глаза и уши, и длинные руки.

— Хорошо, Куно, не беспокойся — я умею молчать.

— А как наша дочь? Есть от нее известия? — Перевел разговор на другую тему остерродский комтур.