В тот же день Талиесин со своими учениками сидел на берегу моря около грота Оссиана в стране гэлов и созерцал бесчисленные видения, бесчисленные, как и его воспоминания, и слушал ветер. Его руки лежали на коленях, его усталая душа была охвачена беспокойством. Вдруг он сказал: «Я вижу Мерлина, пророка бриттов. Его усыпила женщина. Он погружается, погружается в бездну вместе с ней. Он летит на мертвенно-бледном облаке, его окровавленная арфа погружается в пропасть вместе с ним. В небе я вижу ангела в слезах. Он говорит: ЈМерлин, несчастный Мерлин! В какой же бездне мне тебя искать?“» И Талиесин продолжил, будто во сне: «Увы! Где же теперь арфа пророка? Я вижу, как падают ветви и цветы. С ними уходит мудрость. Время бардов скоро пройдет».
И оно прошло уже давно. Но песни и легенды все еще помнят Мерлина и сожалеют о нем. Он спит, говорят они нам, в лесу Броселианд. Он околдован и окружен непроходимой стеной, его голова покоится на коленях Вивиан. Чародея зачаровали. И никто не сможет разбудить его, кельтского Орфея, никому не дано прервать его вечный сон.
V. Легенда о Талиесине. – Обобщение. – Миссия кельтского Духа
Легенда о чародее Мерлине подобна волшебному зеркалу, в котором кельтский дух вызвал образ своей души и своей судьбы.
Артур, герой, разбуженный вдохновенным бардом, стал воплощением долгой героической борьбы кельтов с другим. Этот народ, говорит Мишле, два столетия сопротивлялся с помощью оружия и еще тысячу лет – с помощью надежды. Покоренный, он покорил своим идеалом завоевателей. Артур стал для всего средневекового мира идеалом совершенного рыцаря. Свершилось отмщение, на которое бритты не могли и рассчитывать, тем не менее, победоносное и плодотворное. – Что же касается Мерлина, в нем воплотился поэтический и пророческий дух народа. И если в средние века и даже в наше время его не поняли, то это случилось лишь потому, что смысл поэзии и пророчества во много раз глубже идей героизма и потому, что в легенде о Мерлине и бардах речь идет о явлениях психологических, в тайну которых современный дух лишь начал проникать. Когда вожди кимров и галлов, такие, как Овенн и Ориан, и их барды, подобных Анурину, Талиесину и Ливарху Старшему, оказывали жестокое, фанатичное и свирепое сопротивление чужакам, дело было не просто в ощущениях народов или племенной ненависти. Дело было в том, что несмотря на все просчеты кельтов, отсутствие у них политического и практического чутья это племя обладало чувством морального и интеллектуального превосходства. Да, за неукротимой надеждой была непобедимая истина. Кельтская душа могла ошибиться в выборе метода к достижению этой цели, но сама цель, Истина, всегда была верной. Кельтская душа обладала интуитивным сознанием, тайным, но верным, того, что она является вместилищем священного наследия предков, и пониманием своей религиозной и общественной миссии.