Великие любовницы

Недавняя кончина королевы Марии дала Людовику еще большую свободу действий. Он воспользовался этой свободой, чтобы осыпать любовницу новыми милостями: она подарил ей прекрасный замок Лувесьен, который Жанна перестроила со вкусом… и за большие деньги. Замок был не единственным подарком Людовика XV, король добавил к нему ежемесячную ренту в триста пятьдесят тысяч ливров, по-нынешнему – более миллиона евро! Сумма фантастическая, но графиня приняла ее как само собой разумеющееся. Начиная с того дня золото стало литься на нее рекой, течение которой остановилось только со смертью короля. Волны этой волшебной реки приносили фаворитке дорогую мебель, картины известных художников, элегантные наряды и, главное, драгоценности… На покупку драгоценностей она тратила миллионы ливров. Покупала ли она их сама или их ей дарил король, но деньги брались из государственной казны, которая продолжала пустеть. Нам известно, каким кошмаром обернулось такое положение, но за двадцать лет до кровавых времен никто, казалось, не думал о том, что это могло плохо закончиться. В любом случае, это не заботило Жанну, которой суждено было стать одной из невинных жертв революции. Не думая ограничивать свои расходы, она их только постоянно увеличивала. Деньги шли не только к ней, но и к семейству Дюбарри. Как можно догадаться, самым прожорливым из этой стаи был Плут. Только в 1772 году благодаря своей бывшей протеже Жан Дюбарри получил от короля денег на сумму триста тысяч ливров, а также право владения королевским лесом в Буконе. Ни в чем себе не отказывая, он сожительствовал с пятью любовницами, которые, как можно предположить, предоставляли свои прелести в пользование его богатым гостям, поскольку он превратил свой замок Триель в форменный притон. Пользуясь поддержкой короля, которого он называл просто «братцем», Дюбарри позволял себе называть простаками министра иностранных дел герцога Д’Эгильона и главного контролера финансов аббата Террея. Это было уже чересчур, и король сослал наглеца в его имение Иль-Журден. Но благодаря Жанне Плут пробыл там недолго и вскоре вернулся в Версаль, чтобы снова продолжать в том же духе. Обе сестрицы Плута также жили – не тужили и тратили деньги без счета. В частности, Шон ни в чем себе не отказывала, разумеется, за счет Жанны. Это мотовство, этот неприлично выставленный напоказ шик, слухи о котором поползли по Парижу, вызывали возмущение самых обездоленных и усилили непопулярность фаворитки. Песенки и памфлеты на нее часто заставляли наполняться слезами ее прекрасные глазки… но никак не влияли на образ жизни и не заставляли ее умерить свои аппетиты… Приключение, которое с ней случилось после знакомства с королем, напоминало ей волшебную сказку. Она убаюкивала себя сладкой иллюзией, что эта сказка никогда не кончится, и мысли не желала допускать о том, что править ей суждено лишь при жизни Людовика XV. Она была счастлива и отдавалась этому счастью…

Начиная с 1770 года Жанна жила в Версале в покоях на третьем этаже Мраморного дворца. Это расположение имело своим преимуществом то, что позволяло королю подняться в ее покои по тайной лестнице. И Людовик поднимался по ней несколько раз в день. По утрам он присутствовал при туалете молодой женщины и не скрывал своего восхищения в то время, как парикмахер, парфюмер, субретки суетились вокруг нее, чтобы добавить к ее красоте тысячи дополнительных штрихов. Модистки, белошвейки, поставщики громоздили в комнате горы туалетов, из которых фаворитке следовало выбрать тот наряд, в котором она будет завтракать. Это было нелегким делом, и она часто спрашивала мнение своего венценосного возлюбленного. Весь этот художественный беспорядок и ребячество погружали короля в ежедневное очарование. Было ли это тем, что называют «седина в бороду, а бес в ребро»? Этот шестидесятилетний мужчина, прошедший через горнило стольких любовных схваток, вновь обрел рядом с ней сердце и пыл, себя двадцатилетнего. Однажды, как рассказал Андре Кастело, когда Жанна опустилась на колени, чтобы поднять с пола футляр для очков, который обронил Людовик, король остановил ее и сказал:

– Мадам, это мне должно встать в эту позу и оставаться в ней всю мою жизнь.

Как он и сказал, Людовик XV до последнего вздоха испытывал обожание к Жанне.