«Вы говорите, что я недостаточно набожна; уверяю вас, я бы очень хотела быть более набожной, но говорю вам честно, что не смогла бы верить в тысячу мелких частностей, которые кажутся мне очень незначительными и весьма далекими от нашей священной веры. Я уважаю их в других людях, и это все, что я могу сделать»[119]
.Состен де Ларошфуко взялся в некотором роде за руководство сознанием Зоэ. Какая тяжелая задача! Для того чтобы выполнить ее, он засыпал Зоэ кучей рекомендаций, советов, предупреждений. Его неутомимое, но утомляющее рвение в один прекрасный день было вознаграждено: прекрасная Зоэ осыпала его милостями, на которые никогда не скупилась. Но это было мимолетное увлечение, и г-ну де Ларошфуко в дальнейшем пришлось удовольствоваться дружескими отношениями. Он сменил в «сердце» мадам Дюкейла маркиза Кристиана де Николаи, с которым она познакомилась в 1807 году. Таким образом, ей пришлось прождать всего четыре года, чтобы украсить Ашиля Дюкейла парой рогов, которые он вполне заслужил. Кристиан де Николаи стал первым из серии воздыхателей Зоэ. Слово «серия» здесь вполне уместно, ибо мужчин, вкусивших прелестей красавицы-графини, было множество. Кристиана сменил неутомимый Со-стен, быстро ставший своего рода аксессуаром. Затем Зоэ «заблудилась» на какое-то время в связях, которые можно было бы назвать «приключениями на балах». Она повадилась чуть ли не каждый день отплясывать в особняках Сен-Жерменского предместья, где роялистское общество подпитывало музыкой свою ностальгию по старым добрым временам. На этих вечерах она встречалась с довольно интересными людьми, но держала их имена в абсолютной тайне. Однако у нее было одно любовное приключение, скрыть которое она не смогла. Огласка этой связи произвела эффект разорвавшейся бомбы в маленьком мирке преданных сторонников короля.
Этот мирок сужался по мере возрастания могущества империи. Надежда на то, что «узурпатор» падет, стала исчезать, и его противники становились все более и более «игрушечной» оппозицией. Со своей стороны, восстановив пышные придворные праздники, женившись на эрцгерцогине Австрийской Марии-Луизе, император сделал все, чтобы люди забыли о его происхождении, и многие бывшие противники встали под его знамена. Зоэ, которая возвела свои личные интересы в культ, решила, что пришла пора снова переменить свое отношение к режиму. Ее освобожденному из тюрьмы по состоянию здоровья отцу жить оставалось всего несколько месяцев. Естественно, он оставлял ей огромное состояние, но с ним и довольно запутанное социальное положение. Ашиль Дюкейла, ее муж, до того времени прекрасно без нее обходившийся, также мог выставить свои требования. Больше, чем когда-либо в жизни, Зоэ почувствовала нужду в чьем-нибудь покровительстве перед лицом неясного будущего.
И она нашла это покровительство в лице одного из тех мужчин, которые вообще не должны были бы появляться в ее жизни. Уволив Фуке, которого он не без основания заподозрил в грязных махинациях, Наполеон поставил на его место в министерстве внутренних дел человека, в чьей преданности он был совершенно уверен. Генерал Савари, ставший благодаря своему господину герцогом де Ровиго, вступил в новую должность с задачей продолжить политику примирения общества. Задача была очень сложная, если иметь в виду прошлое Савари и его роль в трагедии с герцогом Энгиенским. Узнав о его назначении, сторонники старого режима почувствовали, что над ними нависла серьезная опасность. Для того чтобы подправить свою скандальную репутацию, Савари пошел на разумный шаг и сделал публичное заявление: «Я внушал ужас всем, – написал он, – но в те времена каждый исполнял свой долг. Все говорили только о ссылках, арестах и того хуже. Но теперь я считаю, что новая чума больше уже никому не грозит!»[120]
Как и ее друзья, Зоэ восприняла продвижение герцога де Ровиго без удовольствия. Но супруга нового министра Фелиситэ была одной из ее подруг по пансиону, а кроме того, чтобы приручить ее мир, Савари устраивал праздник за праздником в своем особняке на набережной Вольтера. Поэтому, не испытывая особых опасений, она однажды вечером ответила на приглашение, присланное лично ей министром. Спланировал ли он все заранее? Другими словами, приглашая молодую женщину в свой кабинет, догадывался ли он уже об ее задних мыслях? В биографии «последней фаворитки» Катрин Декур сообщает нам, что разговор начался довольно холодно. Савари начал с напоминания Зоэ о том, что именно он спас жизнь ее отца, подчеркнув таким образом, что молодая женщина имела перед ним некие моральные обязательства. Этот долг Зоэ была готова оплатить немедленно в обмен на некоторую компенсацию. Об этом она и намекнула собеседнику. И разговор сразу же стал намного более любезным. Савари старался очаровать собеседницу, Зоэ, надо полагать, старалась ничуть не меньше. Когда они распрощались, то обменялись многообещающими улыбками.