Великие любовницы

„Дражайший король, государь и любезный супруг! Я нахожусь теперь в таких обстоятельствах, что готовлюсь предать свою душу в руки создателя и так скоро освободиться от того тела, которому причинили Вы великие болезни и горести. Но как бы они велики ни были, однакоже никогда не в состоянии не только что погасить, но даже охладить ту любовь, которую я к вам всегда питала и буду питать по смерть свою. Сия — то любовь, соединенная с супружеским долгом, обязывает меня теперь писать Вам. Я прощаю Вас. Прежде, нежели испущу я последнее свое дыхание, прошу не отказать в милости — имейте попечение над принцессой Марией, Вашей и моей дочерью. Будьте хорошим для нее отцом. Оканчивая сие, уверяю, что люблю Вас сердечно и желаю только того, дабы по стольких горестях свет сей оставить, с некоторым удовольствием увидеть Вас и умереть в объятиях Ваших“^[35].

Через два дня, в 1536 году она умирает в возрасте пятидесяти лет.

По народу поползли слухи, что король отравил Катерину. Не обошлось, конечно, без помощи „галки“. Но это он, народ, напрасно. Отрава — не оружие Генриха VIII. Это вам не Екатерина Медичи. У английского короля основное оружие — топор, меч и громкое судебное дело. Исподтишка он убивать не умеет, это противно его человеческой натуре. Но конечно, сплетни сделали свое дело. Анну Болейн начинают искренне ненавидеть. Она в это время свои порядки во дворце наводит: шутов, обезьянок и попугаев вон из дворца, их место заняли маленькие собачки! Маленьким собачкам почет и уважение! И как это она осмелилась уничтожить институцию шутов и карлов? Ведь они — шуты и карлы — необходимый ассортимент королевского дворца, возросли до ранга государственной институции и, перефразируя старую истину, что проститутки были, есть и будут ровно столько, сколько существует человечество, скажем, шуты были, есть и будут, ибо их задача смешить, а смех, по определению Горэя, — потребность человека. Так что Анна Болейн истинную революцию во дворцовой жизни произвела, прогнав карлов и шутов. До нее никогда уважающая себя аристократка без свиты с арапами, карлами и шутами из своего особняка не выйдет. И соревновались друг с дружкой наперебой. То у одной дамы замест лакея на подножках кареты карлик стоит, то у другой он и обезьянка роли камеристок выполняют и чулки на даму натягивают, то у третьей, а конкретно, у королевы Марго, карлик почтальоном служит: носит любовные записки от герцога Гиза королеве Марго и обратно. С незапамятных времен карлы и шуты служили при дворах, и это была трудная, но хорошо оплачиваемая должность. Это вам не те шуты и карлики, которые при нашей русской царице Анне Иоанновне совершенно деградировали: только и знали, что бутузить друг друга да за волосья таскать. Ну иногда еще, встав на корточки, прокудахтают еще курицами и ручками помашут, будто крыльями. Но большее от них Анна Иоанновна не требовала. Ее интеллект вполне удовлетворялся этими грубыми шутками. Но как же сложна и многообразна должность карликов и шутов у других монархов! Александр Македонский, военный человек и вечно в завоевательских походах, всегда возил с собой карлов и шутов, и именно они своими остроумными шутками вместо грузинского тамады развлекали гостей во время его бракосочетания с персиянкой Статирою, и будьте уверены, от их шуток требовался фейерверк остроумия, быстрого парирования и метких замечаний. Никакими тасканиями за волосья они бы не отделались.

Особым остроумием славился шут Хикот при дворе Генриха III Французского, который потом и к Генриху IV перешел и стал его любимым шутом. Александр Дюма с юмором описывает сценку, разыгравшуюся между этим шутом и Генрихом III: „Королевский дворец, Лувр. Хикот возвращается откуда-то, входит в покои короля, разговаривающего со своим фаворитом Квелусом, и без слова начинает есть сладости из серебряной вазы. „Вот и ты, Хикот, — закричал гневно король, — бродяга и ленивец“. — „Что ты говоришь, сынок? — спрашивает Хикот, кладя забрызганные грязью сапоги на королевское кресло. — Ты, наверное, уже забыл возвращение из Польши, когда мы убегали, как олени, а польская шляхта, как собаки, гналась за нами. Гав. Гав! И что же ты сделал в мое отсутствие? Повесил ли хоть одного из твоих подлизывающихся молодчиков? Ой, извините, господин Квелус, я вас и не заметил“. — „Что ты делал все это время? — спрашивает король. — Я тебя везде искал“. — „И наверное, ты начал поиски с Лувра?“ — как ни в чем не бывало спрашивает Хикот“^[36].