— Ах, господин Мандизи, ай-ай-ай!
Поскольку Ребекка всегда была худой и невысокой, а костлявое лицо скрывал платок, он не мог видеть, что она тоже больна, и поэтому сел за стол, ощущая себя обреченным человеком среди здоровых счастливцев.
— Мне так жаль, господин Мандизи, — сказала Ребекка и вышла из комнаты, плача.
— А теперь вы должны мне рассказать все как было, доктор Сильвия.
— Да.
— Был ли шанс спасти ее?
— Был, небольшой. Понимаете, у меня нет пенициллина, он закончился, и…
Мандизи сделал рукой жест, который она слишком хорошо знала: не обвиняйте меня за то, в чем я бессилен.
— Мне надо будет сообщить в большую больницу.
— Конечно.
— Вероятно, они захотят сделать вскрытие.
— Тогда им нужно поторопиться. Девочка уже в гробу. Почему бы вам просто не сказать, что это моя вина? Я не хирург.
— Это была трудная операция?
— Нет, одна из наиболее простых.
— Настоящий хирург смог бы что-нибудь сделать на вашем месте?
— Да нет, вряд ли. Нет, ничего.
— Не знаю, что вам сказать, доктор Сильвия.
Было очевидно, однако, что ему хотелось что-то сказать. Мандизи сидел, опустив глаза, затем взглянул на нее с сомнением, потом посмотрел на священника. Сильвия понимала, что он знает что-то, что ей и отцу Макгвайру пока неизвестно.
— В чем дело? — спросила она.
— Кто такой ваш друг Матабеле Босман Смит?
— Кто?
Господин Мандизи вздохнул. Тарелка с едой стояла перед ним нетронутая. Как и перед Сильвией. Священник ел размеренно, хмурый. Господин Мандизи сжал лоб рукой и сказал:
— Доктор Сильвия, знаю, что от моей болезни нет мути, но у меня так болит голова, так болит, я не знал, что бывает такая боль.
— У меня есть кое-что от головы. Я дам вам таблетки.
— Спасибо, доктор Сильвия. Но должен сказать еще… Есть еще кое-что… — Вновь он посмотрел на священника, и тот кивнул ему, подбадривая. — Вашу больницу собираются закрыть.
— Но этим людям нужна больница!
— Скоро откроют новую… — Лицо Сильвии просветлело, затем она увидела, что чиновник просто хочет утешить себя и ее. — Да, скоро у нас будет больница, я уверен, — повторил господин Мандизи. — Да, такова ситуация.
— О'кей, — сказала Сильвия.
— О'кей, — сказал господин Мандизи.
Неделю спустя пришло адресованное отцу Макгвайру машинописное распоряжение закрыть больницу «с момента получения данного письма». И в то же утро прибыл полицейский на мопеде. Это был молодой чернокожий парень, лет двадцати, и он, совсем недавно облеченный властью, пока еще неловко себя чувствовал. Отец Макгвайр пригласил полицейского сесть, и Ребекка налила ему чаю.
— Итак, сын мой, что я могу для тебя сделать? — поинтересовался священник.
— Я ищу похищенное имущество.
— Ага, понятно. Что ж, в этом доме ты его не найдешь.
Ребекка молча стояла у буфета. Полицейский обратился к ней:
— Тогда, может, ты проводишь меня к своему дому, и я поищу там.
Ребекка сказала:
— Мы ездили смотреть на новую больницу. Там сейчас живут дикие свиньи.
— Я там тоже был. Да, свиньи и, кажется, бабуины. — Полицейский засмеялся, но осекся и вздохнул. — Но здесь есть больница, говорят, и мне дан приказ осмотреть ее.
— Больница закрыта.
Священник подтолкнул к полицейскому письмо, тот прочитал его и сказал:
— Ну, если она закрыта, тогда я не вижу никаких проблем.
— Таково и мое мнение.
— Думаю, мне нужно обсудить все с господином Мандизи.
— Это хорошая мысль.
— Только он нездоров. Господин Мандизи нездоров, и я думаю, что скоро нам пришлют вместо него другого человека.
Полицейский встал, не глядя на Ребекку, чей дом, он знал, ему следовало бы посетить. Тем не менее он сел на мопед и с ревом помчался обратно через буш.
А Сильвии тем временем нужно было закрывать больницу.
В палатах лежали пациенты, Умник и Зебедей раздавали лекарства.
Она сказала священнику:
— Я поеду в Сенгу, попробую встретиться с товарищем министром Франклином. Мы в юности были знакомы. Он приезжал в наш дом на каникулы. Он был другом Колина.
— Ах, нет ничего хуже, чем люди, которые знали тебя до того, как ты стал товарищем министром.
— Но все-таки я должна попытаться что-то сделать.
— Не будет ли лучше тогда надеть красивое чистое платье?
— Да, разумеется. — Сильвия ушла к себе в комнату и вскоре появилась вновь в костюме «на выход» из зеленого льна.
— И наверное, ты захочешь взять с собой ночные принадлежности и другие вещи для дороги?
И снова Сильвия скрылась в спальне, откуда вышла с сумкой.
— А теперь я позвоню Пайнам и спрошу, не планируют ли они поездку в Сенгу.
Эдна Пайн сказала, что будет только рада поводу сбежать на время с проклятой фермы, и через полчаса уже подъехала к миссии. Сильвия запрыгнула на сиденье рядом с ней, помахала отцу Макгвайру:
— До завтра.
И Сильвия уехала, но не на один день, а на долгие недели.
Всю дорогу до города Эдна жаловалась. Помимо прочего она поделилась новостью, возмутительной и о которой вообще-то не следовало бы рассказывать, но, сказала она, не рассказать невозможно. С Седриком связался один из этих пройдох и заявил, что если Пайны отдадут ему свои фермы «сейчас-сейчас», то на их счет в Лондоне поступит сумма, равная трети стоимости ферм.