Великие мечты

Еще он понимает язык птиц, рассказывал американец, и общается с близкими по духу людьми при помощи экстрасенсорики. Фрэнсис хотела было объяснить, мол, из этого следует, что она не является близкой ему по духу, ведь Джейку пришлось звонить ей по телефону, вместо того чтобы просто направить мысленное послание, однако их беседа — которая и забавляла ее, и раздражала — была прервана появлением Сильвии. Она пришла с каким-то сообщением от Юлии, но Фрэнсис так и не суждено было получить его. На Сильвии был надет жакетик с рисунком в виде знаков зодиака, купленный только потому, что подходил ей по размеру (она была такой тщедушной, что найти одежду на нее было очень трудно; этот жакет ей купили в детском отделе). Улыбающееся лицо окаймляли два жидких хвостика. Его и ее улыбка встретились и слились, и через миг Сильвия весело болтала с этим новым добрым и приветливым человеком, а он просвещал девушку относительно ее гороскопа, гадания по «Ицзину» и рассказывал об ее вероятной ауре. Вскоре любезный американец уже сидел на полу и бросал для нее стебли тысячелистника, и прочтение результатов гадания произвели на Сильвию такое впечатление, что она пообещала Миллеру купить и изучить всю необходимую литературу. Перспективы и возможности, о которых она раньше и не подозревала, заполнили всю ее сущность, словно до этого там было пусто, и эта девочка, которая почти никогда не покидала дом без Юлии, теперь уверенно вышла в сопровождении Джейка из Иллинойса, чтобы купить просветительские трактаты. Вернулась Сильвия, по ее меркам, очень поздно. В одиннадцатом часу она взбежала по лестнице к Юлии, которая встретила ее с протянутыми для объятий руками, но руки упали и сама Юлия тяжело опустилась на стул при виде девочки, охваченной таким возбуждением, на которое, казалось, ее организм в принципе не был способен. Юлия слушала, как тараторит Сильвия, в молчании, и это молчание стало наконец таким тяжелым и осуждающим, что девушка остановилась.

— Сильвия, дитя мое, — сказала Юлия, — и откуда же ты набралась всей этой ерунды?

— Но, Юлия, это не ерунда, правда. Я объясню, послушайте…

— Это полная ерунда, — отрезала Юлия, поднимаясь и поворачиваясь к девочке спиной. Она собиралась сварить кофе.

Но Сильвия этого не знала. Она увидела только холодную, отвергающую ее спину и разрыдалась. Не знала бедняжка и того, что глаза старой дамы тоже полны слез. Юлия боролась с собой, чтобы не заплакать. Как же так, почему это дитя, ее дитя, предало ее? — вот что она чувствовала. Между ними двумя, между старой женщиной и ее юной подопечной, ребенком, которому она отдала все свое сердце без остатка, причем впервые в жизни (да, так казалось теперь Юлии), встали подозрения и обида.

— Но, Юлия… Но, Юлия…

Юлия не оборачивалась, и Сильвия убежала вниз, бросилась на свою кровать и рыдала так громко, что Эндрю услышал и пришел к ней. Она рассказала ему, что произошло, и он сказал:

— Хватит плакать. Все это и выеденного яйца не стоит. Я пойду и поговорю с бабушкой.

Он так и сделал.

— Кто вообще такой этот человек? Почему Фрэнсис впустила его?

— Ты говоришь так, будто он вор или шарлатан.

— Он и есть шарлатан. Бедняжке Сильвии совсем голову задурил.

— Знаешь, бабушка, все эти вещи — йога и все такое, — они сейчас повсюду. Ты ведешь несколько замкнутый образ жизни, а то бы тоже слышала о них. — Эндрю говорил с нарочитой веселостью, хотя удрученное лицо Юлии встревожило его. Он отлично понимал, какова истинная причина ее горя, но решил не затрагивать глубин, а оставаться на поверхности. — И Сильвия так или иначе столкнулась бы со всем этим в школе, ты не смогла бы спрятать ее от того, что происходит вокруг. — А про себя Эндрю думал, что ведь он и сам каждое утро читает свой гороскоп (хотя и не верит в него); у него даже была мысль сходить к ясновидящей и узнать свою судьбу. — Думаю, ты напрасно приняла это так близко к сердцу, — решился он выразить свое мнение и увидел, что Юлия наконец кивнула и потом вздохнула.

— Допустим, ты прав, — согласилась она. — Но как так вышло, что это… эта никчемная болтовня вдруг стала так популярна?

— Хороший вопрос, — сказал Эндрю, обнимая бабушку, но она осталась безучастна в его руках.

Юлия и Сильвия помирились. Сильвия так и объявила Эндрю: «Мы помирились», как будто возникшее тягостное чувство после этих слов могло превратиться в легкое и безвредное.