Он заварил чаю, поставил на стол печенье и проследил, как все это исчезло. Тогда он достал две буханки испеченного Ребеккой хлеба и отдал их партизану вместе с куском вареного мяса. Эти продукты тоже исчезли, но не в голодном рту, а в заплечном мешке.
— Как я найду врача? Что мне сказать? Ваши люди охраняют дорогу.
— Скажи, что ты болен и тебе нужен доктор. Когда скажут, что он приедет, привяжи к окну тряпку. Мы будем следить и пришлем нашего товарища. Он ранен.
— Хорошо, попробую, — ответил священник.
Когда парнишка уже уходил, из ночного мрака донесся его голос:
— Не говори Ребекке, что мы здесь были.
— Ты знаешь Ребекку?
— Мы знаем все.
Отец Макгвайр подумал, потом написал своему коллеге в Сенге, что ему нужен врач для одного необычного случая. И что врач этот должен ехать в дневное время, ни при каких условиях не останавливать машину и иметь при себе ружье. «И постараться не встревожить наших добрых сестер». Последовал телефонный звонок: обмен малозначащими фразами, в основном о погоде и о прогнозах на урожай. Потом: «Я навещу вас с отцом Патриком. Он обучался медицине».
Священник привязал к окну тряпку и надеялся, что Ребекка не заметит. Она ничего не говорила, но он знал, что она понимает куда больше, чем показывает. Прибыла машина с двумя священнослужителями. Той же ночью в дом постучали два партизана. Они сказали, что их товарищ слишком болен, чтобы передвигать его. Им нужны были антибиотики. Святые отцы привезли и антибиотики, и целый ряд других медикаментов, и все это было отдано ночным гостям с объяснениями отца Патрика о том, в каких случаях и в каких количествах принимать лекарства. Вновь кладовка была опустошена, пока двое изголодавшихся юношей ели, торопясь проглотить как можно больше.
Отец Макгвайр продолжал жить в этом доме, куда в любой момент мог войти кто угодно. Монахини жили за возведенным на время военных действий охранным ограждением, но он ненавидел этот забор: говорил, что чувствует себя как в тюрьме, даже когда ненадолго заходит к сестрам. В своем доме священник был беззащитен, и он знал, что за ним наблюдают. Он ожидал, что его убьют — неподалеку были случая расправы над белыми. Потом война закончилась. У дома появились двое молодых мужчин и сказали, что хотели бы поблагодарить священника. Ребекка накормила их, но только после прямого указания отца Макгвайра. Она сказал ему: «Это плохие люди». Когда он поинтересовался судьбой раненого, то ему сказали, что тот умер.
С тех пор священник часто видел тех двух парней в округе. Они были безработными и сердились, так как верили в то, что Освобождение даст им хорошую работу и хорошие дома. Отец Макгвайр нанял одного из них подсобным рабочим в школу. Другой оказался старшим сыном Джошуа. Тот пошел учиться и попал в один класс с малышами, потому что, владея разговорным английским, не умел ни читать, ни писать. А теперь он был болен, исхудал и покрылся язвами.
Отец Макгвайр никому не рассказывал об этих событиях, только Сильвии. Ребекка предпочитала не упоминать о них. Монахини ни о чем так и не узнали.
Священнику пришлось держать в доме все разрастающийся запас лекарств, потому что к нему шли люди, прося о помощи. Затем он построил сарай и навесы ниже по склону холма и отправил в Сенгу просьбу прислать врача: сам товарищ президент Мэтью обещал каждому бесплатное медицинское обслуживание. Ему прислали молодого человека, который не успел закончить медицинское училище из-за войны, а вообще он работал санитаром. Отец Макгвайр этого не знал, но однажды, напившись, молодой человек сказал ему, что он хочет учиться дальше, не поможет ли ему святой отец? Отец Макгвайр пообещал: «Если перестанешь пить, я напишу тебе рекомендательное письмо». Но война навсегда повредила дух бойца, которому было двадцать, когда она началась; бросить пить он не мог. Это и был тот «доктор», о котором рассказывал Сильвии Джошуа. Отец Макгвайр в многословных письмах в Сенгу жаловался, что у них на двадцать миль нет ни одной больницы, ни одного врача. Так случилось, что его знакомый в Сенге приехал в Лондон и отец Джек свел его с Сильвией. Такая вот история.
Но теперь в десяти милях от миссии строилась новая больница, и когда ее откроют, это «постыдное» место (так выразилась Сильвия) может прекратить свое существование.
— Почему постыдное? — спросил священник. — Оно приносит много добра. Когда ты приехала сюда, наша жизнь изменилась. Ты стала для нас благословением.
Почему же сестры на холме не стали таким благословением?