Великие мечты

Джонни протянул к Фрэнсис руки ладонями кверху, с улыбкой мученика, и сказал:

— Фильм накрылся… ЦРУ… — Наткнувшись на ее взгляд, он замолчал и нервно посмотрел на обоих сыновей.

— Не утруждай себя объяснениями, — ответила Фрэнсис. — Ничего другого я не ожидала.

И мальчики обратили взгляды на мать; их тревога за нее заставила Фрэнсис еще сильнее укорять себя.

Она встала у плиты, где своего момента истины дожидались различные блюда. Джонни, словно ее спина даровала ему прощение, завел речь о ЦРУ, чьи махинации на этот раз привели к тому, что съемки фильма о Фиделе Кастро сорвались.

Колин, которому нужен был хоть какой-то факт, перебил отца:

— Но, папа, я думал, что контракт…

Джонни быстро остановил его:

— Слишком много бюрократических тонкостей. Ты не поймешь… если ЦРУ чего-то хочет, оно этого добивается.

Быстрый взгляд через плечо выхватил лицо Колина — узел из гнева, озадаченности, неприязни. Эндрю, как всегда, выглядел беззаботным, даже довольным, хотя Фрэнсис знала, как далек он был от того, что изображало его лицо. Эта сцена с теми или иными вариациями повторялась на протяжении всего их детства.

В тот год, когда началась война, а именно в 1939-м, двое молодых людей, полные надежд и ничего в жизни не понимающие, влюбились, как и миллионы их сверстников в воюющих странах, и раскрыли объятья, чтобы утешить друг друга в этом жестоком мире. Но в мире тогда царило и возбуждение, и самым опасным симптомом этого была именно война. Джонни Леннокс привел Фрэнсис в Молодежную коммунистическую лигу как раз в то время, когда сам собирался покинуть ее, чтобы стать взрослым, если еще не солдатом. Он был кем-то вроде звезды, товарищ Джонни, и хотел, чтобы она знала об этом. Фрэнсис сидела в заднем ряду переполненного зала и слушала его разъяснения о том, что это была империалистическая война и что прогрессивные и демократические силы обязаны игнорировать ее. Вскоре, однако, Джонни выступал в тех же залах, перед теми же слушателями, но уже в военной форме, опять призывая их внести свой вклад в общее дело, но теперь это была война против фашизма, потому что таковой ее сделало нападение Германии на Советский Союз. Среди слушателей были и его сторонники, и противники, раздавались одобрительные возгласы и громкий издевательский смех. Джонни высмеивали за то, что он спокойно стоит и объясняет новую линию Партии, как будто не говорил совсем недавно абсолютно противоположное. А на Фрэнсис произвела впечатление его невозмутимость; принимая — и даже провоцируя — враждебность своей позой: протянутые вперед руки ладонями вверх, — он мужественно страдал, поскольку такое, понимаете ли, трудное было время. На нем была форма Королевских военно-воздушных сил. Джонни хотел быть пилотом, но подвело зрение, и его направили на административную работу. Ему присвоили звание капрала, потому что офицером он быть не желал по идеологическим причинам.

Вот таким было первое знакомство Фрэнсис с политикой, вернее — с политикой Джонни Леннокса. Наверное, можно было считать это достижением с ее стороны — юная девушка в конце тридцатых годов совсем ничего не знала о политике. Она была дочерью адвоката из Кента. Окном в гламур, приключением, великим миром стал для нее театр. Фрэнсис играла сначала в школьных пьесах, потом в любительских спектаклях. Ей доставались главные роли, в основном благодаря внешности типичной «английской розы». Но сейчас она тоже была в форме — одна из молодых девушек, прикрепленных к Военному министерству. В их обязанности входило немногое: может, отвезти старшего офицера в город или что-нибудь еще в этом роде. То есть затянутые в форму привлекательные девушки при министерстве неплохо проводили время, хотя этот аспект войны обычно замалчивают — из соображений такта и даже стыда перед погибшими. Фрэнсис много танцевала, часто ужинала в ресторане, периодически влюблялась в эффектных французов, поляков, американцев, но не забывала Джонни и их страстных ночей любви. Их тянуло друг к другу.