Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана

Если иезуиты ошибались, полагая, будто Акбар склоняется к христианству, то мусульмане были безусловно правы, утверждая, что император отошел от ортодоксального ислама. Он и в этом отношении поступал как политик. Самый принцип средневекового мусульманского государства предоставлял большую власть муллам, поскольку существовало твердое убеждение, что верное решение любого вопроса должно опираться на Коран или на один или два давно устоявшихся комментария к нему. Правитель, таким образом, должен был руководствоваться книгой, а книга могла быть правильно истолкована теми, кто посвятил свою жизнь вере. Степень малой эрудиции ортодоксальных мулл, призванных давать Акбару советы по поводу управления смешанными общинами в Индии, можно уяснить на основании суждений высокообразованного и талантливого Бадавни. Человеком наиболее чтимым был для него Хусаин-хан, на службе у которого Бадавни провел молодые годы, и поступок Хусаин-хана, более всего поразивший его, весьма многозначителен. Будучи по назначению Акбара правителем Лахора, Хусаин однажды сидел и занимался делами, как вдруг к нему вошел незнакомец. Приняв этого человека за мусульманина, правитель «с обычной для него приветливой простотой» встал, чтобы поздороваться с пришельцем. Но, как выяснилось, тот был индуистом. Хусаин был настолько пристыжен своим незначительным ошибочным поступком, что приказал на будущее всем индуистам нашивать на рукав особый лоскут, дабы подобная ошибка никогда более не повторилась. И с точки зрения строгих предписаний ислама Хусаин и Бадавни были правы. Существовала давняя традиция, предписывающая дхимми, или «неверным», носить на одежде отличительные знаки.

Акбар воспользовался недостойными сварами мусульманских священнослужителей в ибадат-хане как возможностью ограничить власть духовенства. В 1579 году появился знаменитый махзар, или так называемый указ о непогрешимости, в котором утверждалось, что в случае несогласия между учеными о толковании того или иного места в Коране впредь надо считать решающим суждение Акбара о том, какое толкование следует считать верным; далее, если император предпринимает некий шаг на пользу государству, шаг этот должен быть одобрен, даже если он по видимости находится в противоречии с Кораном. Указ соответствовал догме ислама в том смысле, что он признавал священную книгу «высшей инстанцией», но он производил – по крайней мере по замыслу своему – воистину потрясающий переворот в отношениях между упомянутой выше улама, то есть собранием улемов, знатоков и толкователей мусульманской теологии, и светской властью. Впрочем, на практике особых потрясений не произошло, если не считать того, что Акбар и в высшей степени ортодоксальный Аурангзеб по собственной воле отправляли в отставку кази, то есть советника по религиозным и юридическим делам, если тот отказывался санкционировать их решения. Указ о непогрешимости подписан несколькими духовными деятелями, однако лишь один из них, отец Абу-ль-Фазла шейх Мубарак, поставил свою подпись с искренней радостью, о чем свидетельствует примечание под этой подписью. Вероятно, идея указа принадлежала самому Мубараку, и это давало определенные преимущества при дворе и шейху и двоим его сыновьям, нанося при этом серьезный удар по ортодоксам, что подтверждается сведениями из других источников о направлении мыслей Акбара в то время. В 1579 году император положил конец обыкновению ежегодно отправлять крупные суммы денег в Мекку и Медину для помощи бедным; в 1580 году отменил свое ежегодное паломничество в Аджмер; в 1584 году отменил мусульманскую систему летосчисления по Хиджре,[36] то есть со времени бегства пророка из Мекки в Медину, и заменил ее новой хронологией, ведущей отсчет дней с восшествия самого Акбара на престол (Абу-ль-Фазл поясняет, что Акбар находил датирование событий по Хиджре «зловещим» – главным образом из-за упоминания о бегстве); наконец, он позволил себе дерзость самому произносить проповедь и читать хутбу в мечети, хотя при первом таком случае он вынужден был прервать себя на середине, поскольку начал дрожать – по-видимому, в очередном своем квазимистическом припадке. Наряду с указом о непогрешимости это его поведение в мечети оказалось, вероятно, наиболее оскорбительным для блюстителей мусульманского благочестия. Оно означало, что Акбар возложил на себя статус ученого богослова. Следующее потрясение улемы испытали, когда Акбар продвинулся еще на одну ступень и явил себя в качестве священнослужителя.