Великие Моголы

Склонность Акбара к религиозным размышлениям подогревалась не только семьей шейха Мубарака, но и широким потоком суждений в Индии того времени. В рамках ислама давно уже существовала традиция вольнодумного мистицизма, именуемого суфизмом и выступающего против жестких ограничений ортодоксии; в прошедшем столетии оно соприкасалось в Индии со сходными течениями в индуизме, в особенности с движением бхакти и зачинающейся религией сикхов; оба эти течения отрицали кастовую систему и веру в личного Бога^{33}. К 1575 году интерес Акбара к сравнительной теологии стал настолько сильным, что он велел построить особую ибадат-хану, то есть «дом поклонения», в котором и велись религиозные дискуссии. Здание до наших дней не сохранилось; по описаниям оно представляло собой увеличенную в размерах келью отшельника. Расположено оно было позади мечети в Фатехпур Сикри, и Акбар посещал его после четверговой молитвы в мечети — мусульманские сутки начинаются в сумерки, а не в полночь, так что вечер четверга для Акбара и его мулл был началом пятницы, священного дня мусульман.

Акбар намеревался, как и в дивани хас, восседать посередине, обдумывая и систематизируя различные мнения. Он испытал настоящее потрясение, будучи недостаточно опытным в чисто академических материях, когда приглашенные им для участия в спорах ученые богословы немедленно вступили в пререкания по поводу того, кто где должен сидеть. В конечном счете вопрос был решен: противоборствующие группировки уселись каждая у одной из четырех стен. Дискуссия зашла далеко за ночь; воздух был насыщен множеством благовоний; перед Акбаром лежала горка монет, которыми он, как обычно в подобных случаях, предполагал награждать участников спора за наиболее проницательные и красиво высказанные суждения. Но и здесь его ждало разочарование. Бадавни сообщает, что очень скоро ученые мужи принялись именовать друг друга «глупцами и еретиками», а доводы вышли далеко за пределы обсуждения тонких различий между сектами и угрожали подорвать самые основы веры, поскольку участники спора «в ненависти друг к другу превзошли евреев и египтян». Основы веры Акбара, возможно и без того уже шаткие, были, разумеется, еще более поколеблены подобными поступками; яростное различие во мнениях в пределах мусульманской общности, членами которой в этом случае ограничивалось число участников, кажется, внушили императору сомнения в самом исламе, и в следующий раз он велел пригласить для участия в дебатах ученых богословов разных вероисповеданий. В итоге присутствовали индуисты, джайнисты, зороастрийцы, иудаисты и маленькая группка, которая сыграла выдающуюся и весьма интересную роль при дворе в Фатехпур Сикри, — три отца-иезуита из португальской колонии Гоа.

Португальцы обосновались на западном берегу Индии еще до появления в 1526 году Бабура, но их отношения с индийскими властителями ограничивались главным образом их соседями в Гуджарате. В 1579 году Акбар направил к португальским властям в Гоа послов, сообщив через них о своем интересе к христианской религии и обратившись с просьбой прислать к его двору нескольких ученых отцов, а также «главные книги: Библию и Евангелие». Иезуитам это показалось благоприятным случаем для еще одной победы христианства, посланной самим Небом возможностью обратить в эту веру целую империю язычников, сверху донизу. Акбар же, помимо искреннего интереса к сравнению разных религий, питал надежду, что дипломатический контакт с португальцами поможет «цивилизовать эту дикую расу». Все, казалось, вело к установлению дружеских отношений, и так оно и вышло.

Миссия в составе трех отцов-иезуитов прибыла в Фатехпур Сикри в феврале 1580 года. То были Рудольф Аквавива, итальянский аристократ, чей дядя стал генералом Общества Иисуса^{34}, Антонио Монтесеррат, испанец, который впоследствии написал полный отчет о своем пребывании в стране Моголов, и Франсиско Энрикес, новообращенный христианин из Персии, бывший мусульманин, который должен был выступать в роли переводчика. Все трое немедленно включились в религиозные дебаты и с храбростью людей, чьи помыслы официально должны быть устремлены к принятию мученической смерти — Аквавива позже достиг этого статуса, хоть и не от рук моголов, и в 1893 году причислен к лику святых, — обрушились на ислам с такой страстностью, что Акбар вынужден был отвести их в сторону и попросить об осторожности. Однако они были гораздо менее заинтересованы в убеждении фанатичных мулл Акбара, нежели в завоевании для своего Бога самого императора, в чем, как им представлялось, они достигли вполне удовлетворительного прогресса.