Казалось, жизнь Толкина в Оксфорде протекала на удивление спокойно и тихо. Он считался хорошим лектором, умевшим даже о таких скучных вещах, как мертвые языки, рассказывать так, будто это волшебные истории. Заседания клубов, встречи с друзьями, прогулки по живописным окрестностям, воспитание детей, редкие научные публикации – одной из вершин его научной работы стала лекция «Беовульф: чудовища и критики», позже вышедшая отдельным изданием и навсегда изменившая взгляд исследователей на эту знаменитую поэму. В воспоминаниях описывается его кабинет: полки со словарями и лингвистическими трудами, на стене – карта Средиземья, большая корзина для бумаг, огрызки карандашей, две пишущие машинки, чернильница, трубки и табак… Год неспешно тек за годом, дети росли – Джон решил стать священником и уехал учиться в Рим, Майкл подумывал о преподавательской карьере, Кристофер – о литературной. «Новый хоббит», постепенно переросший в сагу под названием «Властелин колец», писался очень медленно; до него то не доходили руки, то Толкин переписывал целые главы, изменяя ход истории придуманного им мира. Вторая мировая война, всколыхнувшая весь мир, тоже задержала написание романа: профессор больше волновался за воевавших сыновей, Майкла и Кристофера, чем за остановившихся на полпути Хранителей. Позже его неоднократно спрашивали, повлияла ли на его творчество Вторая мировая, не является ли «Властелин» аллегорическим описанием ее событий. Толкин объяснял: «Это ни аллегория, ни отражение современных событий… Я искренне не люблю аллегории во всех ее формах и никогда не любил. Я предпочитаю историю, настоящую или сочиненную, с ее разнообразными отражениями в мыслях и ощущениях читателей». Сам Толкин говорил о том, что если его читатели непременно хотят сопоставлять ощущение ужасов войны, описанных во «Властелине», с недавними историческими событиями, то подобная связь скорее возникает с Первой мировой войной, нежели со Второй. В одной из рецензий К. С. Льюис писал, что в изображении Толкина «война имеет массу характерных признаков той войны, которую знало мое поколение», сам писатель в одном из писем говорил, что «мертвые болота и подступы к Мораннону отчасти обязаны Северной Франции после битвы при Сомме». Однако самое главное, что он вынес после Первой мировой, – что все войны похожи друг на друга, и все они ужасны, ведутся ли они на полях Европы, в долинах Средиземья или в человеческих душах. Недаром он равно отрицательно относился ко всем воюющим политикам – Гитлеру и Сталину, Франко (извиняя его, впрочем, в одном: республиканцы убивали монахов и сжигали монастыри, в то время как Франко защищал католическую веру) и даже английским премьерам, наделавшим непростительно много ошибок в тридцатых и сороковых годах. Подобная точка зрения не прибавляла ему популярности среди простых англичан, но в Оксфорде, где еще в начале двадцатых постановили считать любую войну злом, – он был не одинок.
Другим камнем преткновения служил католицизм Толкина, основа его мировоззрения. То, что его лучший друг, Клайв Льюис, не верит в Бога, доставляло ему немало страданий, и Толкин прикладывал все усилия, чтобы обратить Льюиса в христианство. Сначала ему удалось склонить Льюиса к деизму – вере в Бога без веры в церковь. Наконец после одного долгого разговора Льюис записал в дневнике: «Я только что перешел от веры в Бога к осознанной вере в Христа – в христианство. Долгий ночной разговор с Дайсоном и Толкином подтолкнул меня к этому». Однако Льюис, вопреки ожиданиям Толкина, присоединился не к католической, а к англиканской религии. Очень скоро он стал – благодаря лекциям и выступлениям по радио, – достаточно известным проповедником. Впрочем, Толкин этого не одобрял, неодобрительно называя Льюиса «теологом для всех». Однако они были ближайшими друзьями: когда в конце тридцатых годов Льюис стал писать ставшую позже знаменитой «Космическую трилогию» (первый роман «За пределы безмолвной планеты» вышел в 1939 году), Толкин немало сделал для того, чтобы Льюис смог закончить и издать свой роман – не без его протекции «Планету» приняло к печати издательство
К концу войны текст «Властелина колец» был почти закончен, многие его части были прочитаны на заседаниях «Инклингов». Льюис критиковал роман (особенно ему не нравились стихотворные вставки), однако всюду давал о нем самые восторженные отзывы. Позже Толкин писал: «Я перед ним в неоплатном долгу и вовсе не по причине какого-то «влияния», как это обычно понимают; а из-за той мощной поддержки, какую он оказывал мне. В течение долгого времени он был моей публикой. Лишь он один убеждал меня в том, что моя писанина может быть чем-то большим, нежели обычное хобби».