Великие мужчины XX века

До этого знаменательного события Рудольфу необходимо было выполнить обязательства по контракту, подписанному им с труппой маркиза де Куэваса. Он по-прежнему танцевал в Каннах, ездил на гастроли в Израиль, который напомнил ему, как он писал в «Автобиографии», «южную Украину, было тепло и везде встречались русские, многие приехали совсем недавно». Тогда, в 1961-м, еще трудно было предположить, что эмиграция примет огромный размах. Танцевал он два, иногда три раза в неделю. Репертуар был невелик: «Спящая красавица» и третий акт «Лебединого озера». Его раздражало, что надо было танцевать в театриках-кабаре, расположенных в районе ночных клубов. Израиль сменился Германией. Он танцевал в Гамбурге, выбрав время, чтобы поехать в Мюнхен посмотреть Эрика Вруна, впервые танцевавшего Принца в «Лебедином озере». Сам он на гастролях в Германии встретился на сцене со знаменитой французской балериной Иветт Шовире. Они танцевали «Жизель». Он помнил ее по России, ее «Умирающий лебедь» был незабываем.

Все так складывалось, что ему приходилось танцевать с балеринами намного старше себя. Шовире было сорок три года, Фонтейн – сорок два, впрочем, ему было не привыкать, он танцевал с Дудинской «Лауренсию», когда ему было девятнадцать лет, а ей – сорок девять.

После «Жизели» с Шовире он выехал на гастроли в Италию: Турин, Генуя, Болонья. Стояла зима, в Северной Италии было холодно, неуютно, и ему хотелось поскорее расстаться с труппой маркиза де Куэваса. В Венеции он выступил с ней в последний раз. Город был ослепительно красив, но весь в снегу. Жил он в довольно средненьком отельчике, где не топили, спать приходилось в одежде. Будущее казалось неопределенным. Освободившись от своих обязательств, он стал свободен. Друзья образовали «союз четырех»: Эрик Брун, Соня Арова, Розелла Хайтауэр и Рудольф Нуреев. Концертная группа репетировала в Англии и начала танцевать в Каннах. Затем переехали в Париж, и тут Эрик Брун повредил ногу во время выступления, а ему нужно было вылетать в Нью-Йорк и танцевать с Марией Тачифф па-де-де из балета Бурнонвиля «Цветочный фестиваль в Чинзано» по телевидению. Нуреев его заменил. Он срочно выучил партию и вылетел в США впервые в жизни. Путь от Уфы до Нью-Йорка, в сущности, оказался довольно коротким, не прошло и полугода, как он остался на Западе, а уже сменилось столько стран и людей. Словно на роду ему было написано быть всегда в пути.

В Нью-Йорке его представили Баланчину. В России Нуреев видел его «Аполлона» и «Тему с вариациями», что привозила труппа Алисии Алонсо. В Париже он посмотрел «Симфонию до-мажор» на музыку Визе и «Ночную тень» на музыку Беллини. Спектакли произвели на него сильное впечатление, теперь в Нью-Йорке он увидел «Агон» и ранний «Аполлон Мусагет». Он был во власти искусства Баланчина, его поразило построение: солисты наедине с пустым сценическим пространством. Никакого зрелищно-декоративного ряда. «Строгая дисциплина эмоций» (выражение В.Гаевского). Нуреев сразу почувствовал, что хореограф очень уверен в своих идеях.

Во время своего короткого визита в Нью-Йорк он познакомился и с Джеромом Робинсом, чьи «Клетка» на музыку Стравинского и «Нью-Йорк экспорт опус джаз» своей экспрессией задели его очень сильно. Он полюбил Нью-Йорк, показавшийся ему тихим и уютным. Небоскребы и рядом зеленые кварталы, спокойные улицы в нижней части Манхэттена, сады, площади, доброжелательность. Он был уверен, что вернется сюда. Он никогда не хотел, чтобы его жизнь текла по раз и навсегда установленному руслу, в нем сильно была развита потребность пробовать, исследовать, искать. Ему хотелось ко всему прикоснуться собственными руками, с детских лет он хотел сам определять свой путь.

Тогда, в феврале 1962 года, главным был спектакль «Жизель», который ему предстояло танцевать с Марго Фонтейн. Американский критик Клайв Варне в своей книге «Нуреев» пишет:

Фонтейн никогда не имела абсолютного успеха в «Жизели». Когда ей было 17, она была хрупкой, но ей недоставало художественной зрелости. Теперь, когда она постарела, эта партия не очень ясно вырисовывалась в ее привычном репертуаре. В тот знаменитый вечер 21 февраля она была неожиданной: глубоко чувствующей, восторженной, более содержательной. Было ощущение, что ее карьера может начаться заново с ее новым русским партнером.