Великие посвященные.Очерк эзотеризма религий

Эти места чрезвычайно важны: они дают нам проникнуть в эзотерическое предание, никогда не умиравшее у Израиля, а через него и в истинный смысл сказания о рождении Христа. Елкана, муж по плоти — действительный отец Самуила, но по духу, Самуил — подлинный сын Божий. Здесь образный язык иудейского монотеизма прикрывает собою учение о предсуществовании души. Женщина, посвященная в мистерии, взывает к высшей душе, умоляя ее вселиться в её плоть, чтобы в мире мог появиться пророк.

Это учение, тщательно прикрытое у евреев, совершенно отсутствующее в их официальном культе, составляло часть тайного предания посвященных. Оно сквозит в книгах пророков. Пр. Иеремия выражает его в таких словах:

"И было ко мне слово Господне: прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя".[148]

Позднее Христос сказал фарисеям:

"Истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь".[149]

Каким образом все это относится к Марии, матери Иисуса? По видимому, первые христианские общины считали Иисуса сыном Марии и Иосифа, что можно заключить из того, что апостол Матвей дает генеалогическое дерево Иосифа, чтобы доказать происхождение Иисуса от царя Давида.

Как у некоторых агностиков, так и в первых христианских общинах, Иисуса считали сыном Божьим в том же смысле, как и Самуила. Позднее легенда, стремившаяся доказать сверх естественное происхождение Христа, набросила на его рождение свой покров, сотканный из небесной лазури: историю Иосифа и Марии, Благовещение, вплоть до детства Марии в храме.[150]

Если отделить эзотерический смысл от иудейского предания и от христианской легенды, можно придти к следующему: воздействие духовного мира, которое участвует при рождении каждого человека, проявляется наиболее могущественно и осязаемо при рождении великого гения, появление которого совсем нельзя объяснить законом наследственности.

Это воздействие духовного мира достигает наибольшей силы, когда дело идет об одном из тех божественных пророков, появление которых изменяет всю судьбу мира. Душа, избранная для божественной миссии, приходит из мира божественного; она появляется свободно и сознательно; но, чтобы ей возможно было действовать в земной жизни, необходим избранный сосуд, необходим призыв матери высокой чистоты, которая всем настроением своего нравственного существа и всей жаждой своей души предчувствует, притягивает, воплощает в свою плоть и кровь душу Искупителя, действующего в мире человеческом как истинный Сын Божий.

Таков глубокий смысл, затаенный в древней идее о матери-девственнице. Индусский гений выразил его в легенде о Кришне. Евангелия Матфея и Луки передают его с простотою и поэзией еще более возвышенной.

"Для души, сходящей с неба, рождение есть смерть", сказал Эмпедокл за 500 лет до Рождества Христова. Как бы божествен ни был дух, раз он воплотился, он потеряет на время всякое воспоминание о своем прошлом; раз колесо телесной жизни захватило его, развитие его земного сознания совершается по законам того мира, в котором он воплотился. Он подчиняется силе элементов и чем выше его происхождение, тем более требуется усилий, чтобы восстановить свои небесные свойства и познать свою высокую миссию.

Души глубокие и нежные нуждаются в тишине, чтобы развернулись все их скрытые силы. Иисус вырастал в мирном покое Галилеи. Его первые впечатления были тихие, строгие и ясные. Родная долина, притаившаяся в горах, цвела идеальной красотой. Назарет почти не изменился с течением веков.[151] Его дома, врезанные в скалы, белеют среди зелени гранатовых и фиговых деревьев и виноградников, между которыми перелетают стаи голубей. Чистый воздух гор обвевает эту тихую долину, полную свежести и зелени; с возвышенности открывается свободный и светлый горизонт Галилеи.

В этой раме совершалась жизнь патриархальной семьи, строгая, степенная, проникнутая набожностью. Сила еврейского воспитания заключалась во все времена в единстве закона и веры, а также в строгой организации семьи, подчинявшейся национальной и религиозной идее. Отчий дом был для детства Христа подобием храма.

Вместо смеющихся фресок с фавнами и нимфами, украшавших атриумы греческих домов, какие можно было встретить в Тибериаде, в еврейских домах — над дверями и по стенам — развертывались в строгих линиях начертанные халдейскими письменами изречения из пророков и из закона Моисеева. Но союз между отцом и матерью согревал и освещал эту суровую обстановку светом духовного единения.