Великие правители

И все-таки креол — это не вполне испанец. Испанские гранды, которые тоже могли владеть поместьями в Америке, относились к креолам несколько свысока. И это, пожалуй, один из корней сложной натуры Симона Боливара, отличавшегося не только отвагой, но и немыслимым честолюбием. А идеи революции и свободы носились в воздухе. Недавно обрели независимость английские колонии Америки. Шла Французская революция.

Когда Симону было три года, умер его отец, а в восемь лет он потерял и совсем еще молодую мать. Люди европейского происхождения нередко плохо переносили климат Венесуэлы. Сироту растила няня, чернокожая рабыня. Боливар писал о ней: «Ипполита, моя мать. Ее молоко вскормило меня, и я не знал других родителей кроме нее».

У креолов был своего рода комплекс, страстное желание не отличаться от испанцев, и они очень серьезно занимались образованием своих детей. У Симона появился учитель по имени Родригес, венесуэльский просветитель. Они встретились, когда ученику было девять лет, а учителю — двадцать. Со временем они стали близкими друзьями.

Родригес был фанатичным поклонником Руссо и других французских просветителей. Позже — а он пережил своего ученика — его взгляды развивались в сторону утопического социализма. На этом основании его сравнивают с Сен-Симоном и Оуэном.

Артуро Мичелена. Портрет Симона Боливара. 1895 г.

Учитель сыграл в жизни Боливара очень важную роль, фактически заменив мальчику отца. После смерти родителей опекуном Симона стал сначала дед, тоже вскоре скончавшийся, потом дядя и, наконец, Родригес. Мальчик далеко не сразу свыкся с необходимостью жить в небогатом доме своего учителя, бежал оттуда, был возвращен по суду… Так формировалась его несгибаемая натура. Потом он доказал всей своей жизнью, что способен не падать духом, даже встречая непреодолимые препятствия.

В 14 лет Боливар вынужден был расстаться с Родригесом, которого заподозрили, наверное небезосновательно, в том, что он участвовал в антииспанском заговоре. Учитель бежал в Европу, сказав ученику: «Мы еще встретимся. И борись, пожалуйста, до конца с этими годос». Такова была презрительная кличка испанцев в Венесуэле.

Родственники наняли Симону нового учителя, наверняка за очень хорошие деньги, потому что это был известный поэт Андрес Бельо, знаток классической древности, один из самых образованных людей этой части Америки. Но через два года, в 1799-м, юноша расстался и с ним, потому что был отправлен в Европу.

Прежде всего, Боливар, конечно, поехал в Испанию, однако там не прижился. Судя по его письмам, воспоминаниям и биографии, написанной позже Родригесом, Симон делал все, чтобы подчеркнуть, что он не отличается от испанской аристократии. Из-за этого подчеркнутого стремления к равенству с самыми знатными испанцами его заподозрили в заговоре и чуть не арестовали. Спасли только связи родственников.

Он проехал по Италии, Швейцарии, Англии. Семья хотела, чтобы он изучал право. Но строго систематического образования он не получил. Зато был образован весьма широко. Любил античную литературу, читал труды французских энциклопедистов. Умирая, он будет держать в руках томик Руссо.

В 1802 году Боливар провел несколько месяцев в Париже. Дышал революционным воздухом. Первый консул Наполеон Бонапарт все еще воспринимался как дитя Революции. Романтика его биографии увлекала восемнадцатилетнего латиноамериканца. Свобода, равенство, братство, какой-то корсиканец — артиллерийский поручик — встал во главе государства. Почему бы и уроженцу Каракаса не сделаться революционным генералом? Это произойдет, но не сразу.

В 19 лет Боливар женился на маркизе Марии-Терезе дель Торо, дочери человека, близкого ко двору. Любовью его жизни станет совсем другая женщина. Через 20 лет он обретет верную подругу, креолку Мануэлу Саэнс, которая однажды спасет ему жизнь.

А пока женитьба, какая подобает знатному испанцу. После свадьбы, состоявшейся в Мадриде, Боливар увез молодую жену в Венесуэлу. Мария-Тереза была образованна, обаятельна, но у нее было очень хрупкое здоровье. И климат Венесуэлы оказался для нее непереносимым. Она скончалась от лихорадки через несколько месяцев.

Боливар, конечно, горевал о ней, но теперь ему проще было всецело отдать себя делу, которое его уже влекло. Вскоре он вновь отправился в Париж и стал свидетелем коронации Наполеона Бонапарта. Это глубоко его возмутило. Он заявлял: «Я боготворил его как героя Республики, как блестящую звезду славы, как героя свободы, но с того дня, когда он провозгласил себя императором, для меня он превратился в двуличного тирана». (Через 22 года Боливар возложит на себя чрезвычайные диктаторские полномочия, а это путь к императорской короне; правда, диктатуру он будет понимать в античном смысле.)