Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории

Что ж, думала Татьяна, возвращаясь от Оболенских, родню Михаил переплюнул, но как в такой дворцовой роскоши жить? В огромных залах чуть не кричать приходится. А пока по крутой парадной лестнице поднимешься да по вестибюлю пройдешь, замаешься. После утомительного спиритического сеанса Татьяна еле добралась до своей комнаты, устало скинув прямо на руки горничной Насти новенькое соболье манто. Не надо было по гостям ходить, сидела бы дома! Хотя, конечно, шикарное манто и платье, из Парижа выписанное, обновить очень хотелось, да и сапфировое колье с серьгами от Фаберже показать. Пусть завистницы локотки покусают! Вот и польстилась Татьяна на приглашение Оболенских. И что вышло? Весь вечер князья да графья на Татьяну свысока поглядывали. А этот их спиритизм? Одна морока! Два часа за столом просидели, держась за руки, как глупые детишки в парке. Говорят, Европа от таких сеансов с ума сходит. Вот дурость-то! Хотя, может, в Англии или Франции и появляются духи с привидениями, но у нас в Москве…

Дикий вопль пронзил огромный дом. Горничная ахнула и запричитала: «Неужто опять самоубивец объявился?»

Татьяна вскочила: «Что за бред? Лучше б сходила посмотреть!» Но Настя в ужасе замотала головой: «Хоть режьте, барыня, никуда не пойду!»

Чуть не выругавшись в сердцах на дуру горничную, Татьяна выбежала из комнаты и понеслась на звуки.

Воплей уже не было, зато рыдания и всхлипы неслись из боковой комнаты рядом с кабинетом Михаила. Обычно в эту комнатушку никто и не заглядывал – ничего, кроме шкафов с разной рухлядью, там не было. Но теперь на полу сидела пожилая прислуга Клава и ритмично подвывала, хватаясь за сердце. А над головой, в ритм воя, качалась и поскрипывала тусклая лампочка без абажура. Вокруг Клавы валялись какие-то разноцветные осколки. Татьяна подняла один – выпуклые желтые лепестки.

«Что случилось?» – твердый голос хозяйки привел Клаву в чувство. Она перестала подвывать и начала оправдываться: «Открыла я, барыня, шкаф. А тут самоубивец-то наш и объявился. Тень в углу шастнула, лампочка заскрипела. Я спужалась, об шкаф стукнулась. Блюдо со шкафа и упало! Да я в жисть ни разу чашки не била, а тут – блюдо с подсолнечниками!..»

Татьяна еще раз взглянула на осколки – и впрямь разбилось уже кривое от старости гипсовое блюдо с подсолнухами. Так что же выходит – дух на спиритическом сеансе предупреждал Татьяну о том, что разобьется старое блюдо?.. Бред какой-то!

Татьяна не стала выслушивать все еще хныкающую Клаву, что она делала так поздно у этих шкафов. Развернулась и пошла к себе. Ну и денек! Дурацкий сеанс с «предсказанием», да еще и вопли о каком-то «самоубивце»…

«Выкладывай, что тут у вас происходит! – заявила она своей горничной Насте. – А то без рекомендаций уволю!» Настя вздохнула и перекрестилась: «Сами знаете, барыня, дом этот Савве Тимофеичу Морозову принадлежал. А он дружбу с революционерами-нехристями водил. Говорят, те его стращали, вынуждали деньги на свою революцию давать. Так застращали, что застрелился Савва Тимофеич в одночасье. Теперь вот и бродит душа его, не может успокоиться. Потому вдова его Зинаида и продала дом-то. Страшно ведь в таком жить!»

Объяснению Татьяна не поверила. Вряд ли вдова Морозова продала дом от страха. Она ни в чем не прогадала: весьма удачно вышла замуж за отставного московского градоначальника Рейнбота. Да и вряд ли душа Саввы бродит в московском доме на Спиридоновке – застрелился-то он во французском Канне. Случилось это четыре года назад – в 1905 году. А дом пустой стоял, потому что ждал выгодного покупателя: Зинаида Морозова продала дом Михаилу Рябушинскому за фантастическую сумму – 380 тысяч рублей! Хотя самой Татьяне этаких бешеных денег жаль…

А может, просто не привыкла она жить в дворцах-замках? Ведь не на аристократической улице воспитывалась, а в крошечном переулке Замоскворечья в семье скромного капельдинера Большого театра Фомы Примакова. Конечно, в театральном зале шик, позолота, но капельдинер всего-то снует по рядам с программками, а как свет погаснет, приходится и чай да шампанское подгулявшим купчикам в ложи разносить. Ясно – больших денег не заработаешь. Так что Фома Фомич возрадовался, как ребенок, когда удалось пристроить дочку Танюшу на казенный кошт в балетное училище при Большом театре.