Великие психологи

Начинать подобное обучение следует посредством приобщения ребенка к музыке, танцу, искусству: «…слишком много общих законов у искусства и у высших переживаний. Они могут заменить даже психотерапию, если человек поймет, к чему он устремлен, если он узнает, что ему необходимо и как ему этого добиваться. Ведь, рассуждая о музыке и танце, можно определенно отметить, с одной стороны, угасание, отступление таких симптомов, как автоматизмы, тревога, а с другой стороны, бесспорно, что музыкальный, танцующий человек более спонтанен, бесстрашен, аутентичен, он лучше чувствует свое тело, обостряется его сенсорная чувствительность и т. д.

Немаловажно и то, что музыка, ритм, танец — прекрасные способы достижения самоидентичности. Так уж устроена человеческая природа, что подобного рода триггеры, подобного рода стимуляция обращены прямо к нашей вегетативной нервной системе, к нашим эндокринным железам, к нашим чувствам и эмоциям. Воздействие ее непосредственно. Мы еще очень мало знаем о физиологии человека, чтобы понять, чем вызвано столь непосредственное воздействие, но оно бесспорно существует. Я бы даже сказал, что это воздействие столь же очевидно, как боль, которая всегда безошибочно ощущается человеком. Для людей, обделенных подобного рода переживаниями, которые, к сожалению, составляют очень большую часть населения, для людей, глухих к своему внутреннему голосу, живущих по часам, по расписаниям, по правилам, законам, подсказкам соседей, — для них это почти единственный способ познания своего «Я». Это именно те громкие сигналы, тот голос, который взывает внутри каждого из нас: «Черт возьми! Ведь это хорошо! Отбрось сомненья!» Именно здесь мне видится один из способов научить таких людей самоактуализации, помочь им почувствовать, познать собственное «Я». Внутренний голос, способность прислушиваться к глубинному и к его реакции, прислушиваться к тому, что происходит внутри, помогает нам в обнаружении своей идентичности. Этот способ может стать основой новой, чувственной педагогики, и если мы найдем время говорить о ней, то придем к выводу о необходимости создания новой системы образования, школы нового типа»[350].

Маслоу описывал идеальный колледж будущего, каким он его себе представлял. В нем не должно быть зачетов и экзаменов, обязательных дисциплин и ограничений по возрасту, уровню развития или здоровью обучающихся. Гении и слабоумные, творческие личности и среднестатистические учащиеся смогут собраться вместе, чтобы обсудить то, что им интересно. Преподавать сможет каждый, кому есть чем поделиться с другими. Подобное обучение продолжится всю жизнь, так как человек познаёт всегда, никогда не останавливаясь в этом процессе. Главной же целью станет стремление узнать себя, свои цели в жизни, особенности личности, подлинные желания, а уже после этого переходить к профессиональному образованию.

Но даже современная школа, а не только далекая школа будущего, должна объяснить ребенку, что жизнь — это бесценный дар, и помочь ему найти собственное призвание: «Если мы хотим быть помощником ребенку, советником, наставником, руководителем, психотерапевтом, мы обязаны принять ребенка таким, каков он есть, и помочь понять ему, что он из себя представляет. Как он живет, на что способен, к чему предрасположен, как он может использовать то, чем владеет, каковы в нем лучшие задатки, его потенциалы? Нам не будет нужды посягать на его «Я», мы окружим ребенка атмосферой благожелательного приятия, в отношениях между нами не останется места для страхов, тревог и желания защищаться. Более того, мы будем лелеять этого ребенка, то есть радоваться тому, каков он есть, радоваться его росту и самоактуализации»[351].

Несмотря на свои гуманистические взгляды в области воспитания и обучения молодого поколения, в реальности отношения Маслоу с учащимися университета Брендайс, в котором он преподавал, не складывались. Популярность Маслоу во второй половине 1960-х годов, когда он стал одним из символов контркультуры и интеллектуальным ориентиром для миллионов американцев, никак не влияла на отношения со студентами. Нередко они весьма резко высказывались о содержании лекций, считая их непрактичными, или же критиковали менторский тон, присущий Маслоу, в то время как они желали общения на равных. Маслоу, у которого каждое выступление перед аудиторией отнимало огромное количество сил, сложившаяся ситуация очень удручала. К тому же психолог всё больше тяготился административной работой, не позволявшей ему сосредоточиться на исследованиях.

В 1968 году Маслоу вновь почувствовал себя абсолютно изможденным. Он даже вернулся к психоаналитическим сеансам, желая разобраться в природе своего состояния. Спустя некоторое время Маслоу был госпитализирован с первым сердечным приступом. Правда, жить без работы долго он не мог и, даже несмотря на плохое самочувствие, после перевода из палаты интенсивной терапии в обычную палату начал расспрашивать медсестер о мотивации их работы.