При этом очевидно, что почти все известия о Британии и других североевропейских местностях, относящиеся ко времени, предшествующему походам Цезаря, восходят так или иначе к Питею. Да от его сочинений сохранились лишь весьма незначительные фрагменты, содержащие в себе к тому же вполне вероятные искажения, но нельзя исключать, что эти искажения возникли при цитировании и не в последнюю очередь связаны с желанием цитировавших авторов представить данные Питея в фантастическом свете. Все это необходимо принять в расчет при рассмотрении приписываемых Питею маршрутов и произведенных им при посещении северных стран наблюдений.
Тем не менее, насколько можно судить по кратким и довольно сбивчивым сообщениям Полибия, Страбона и Плиния, из коих первые два всячески старались подвергнуть сомнению передаваемые ими сведения, Питей проник к берегам Бретани, затем в Англию, оттуда до острова Туле, лежащего на расстоянии шести дней плавания от Англии, и, наконец, прошел вдоль северного побережья Европы до реки Танаис.
Подобное плавание должно представляться невероятным по многим причинам: в IV столетии карфагеняне прочно владели Гибралтарским проливом, что делало практически невозможным проход через него для греческих судов; сообщения о размерах острова Британии, возводимые к Питею, резко противоречат действительности; локализация острова Туле и в древности, и современной науке вызывала оживленные споры, до сих пор не приведшие к убедительному решению вопроса; сообщение о Танаисе, впадающем в Северное море, не нуждается в подтверждении его фантастичности. И однако, наряду со всем этим среди сообщений о Питее и о его открытиях и наблюдениях имеются и такие факты, достоверность которых не может быть поколеблена, и их огромное научное значение для того времени не может быть обесценено.
Реальная почва и практический смысл подобного предприятия для массалиотов, ведших торговлю с североевропейскими племенами, представляются несомненными. Поиски собственных путей к британскому олову и балтийскому янтарю имели чисто практическое значение и сулили огромные выгоды. Поэтому на осуществление подобного предприятия массалиотами могли быть отпущены достаточные средства, и предприятие Питея могло осуществляться не как личная затея некоего бедняка — подобным образом не прочь изобразить его Полибий у Страбона, — а как государственное и коммерчески важное начинание одного из крупнейших колониальных центров древнегреческого Запада. К тому же то, что хотя и очень отрывочно известно о Питее, характеризует его как одного из наиболее выдающихся ученых своего времени.
Так, он определил широтное положение своего родного города Массалии, чем впоследствии воспользовался другой великий физик и астроном древности, Гиппарх, для проведения параллели через Массалию и Византий (Стамбул). Гиппарх воспользовался также и тем определением, которое дал Питей для точки Северного полюса, являвшейся для того времени, по его расчету, одной из вершин треугольника, образованного звездой β созвездия Малая Медведица и звездами δ и χ созвездия Дракона. Питей произвел также определение высоты солнца и измерение широты для четырех точек, соответствующих 48, 54, 58 и 61 градусу северной широты. А так как измерение полуденной высоты солнца, необходимое для этих расчетов, могло быть получено лишь на месте, следует допустить, что Питей или сам побывал под указанными широтами, или же пользовался данными каких-либо доверенных лиц. Однако чтобы допустить, будто он сам или какой-либо другой грек из Массалии мог произвести эти измерения, необходимо решить вопрос о реальной возможности подобного путешествия в ту эпоху.
Первое затруднение, с которым приходится сталкиваться при изучении данных о путешествии Питея, заключается в необходимости решения вопроса о его пути к северным берегам Атлантики. Судя по отдельным замечаниям Страбона, ссылающегося на Полибия, Питей в своей книге, написанной, видимо, по образцу периплов, описывал Гадес, иберийское побережье Атлантического океана и берега Бискайского залива.
Строгость, с какой карфагенское правительство оберегало берега Испании и Гибралтарский пролив от посягательств греков и этрусков (что явствует из первого договора Карфагена с Римом, заключенного в последние годы VI века до н. э. и полностью приводимого в «Истории» Полибия), делает маловероятной возможность плавания греческого корабля в атлантических водах в IV веке до н. э. Также нелегко себе представить, чтобы грек мог проделать этот путь на каком-либо карфагенском судне. Однако остается еще возможность для материковых сообщений с Северной Кельтикой по Роне и Луаре, о чем вскользь была уже речь немного раньше.