Двусмысленность, связанная с локализацией Гипаниса, была Эсхилу в его художественных целях, несомненно, на руку. Следует предполагать, что текст Гекатея содержал (с большей или меньшей степенью выразительности) эту двойственную локализацию Гипаниса. Вероятней всего, среди рек, берущих начало в Рипейских горах, наряду с Петром, Борисфеном, Танаисом был назван Гекатеем также и Гипанис. Вторично же он мог быть назван среди рек, берущих начало в Кавказских горах.
Совершенно ясно к тому же, что какое-то время представление о Гипанисе-Кубани совмещалось с представлением о Танаисе-Доне, истоки которого многие древние географы вплоть до Теофана Митиленского упорно показывали на Кавказе или в Рипейских горах. Если же этого не делает Геродот, утверждающий, что Танаис берет начало из некоего верхнего озера — известие, поражающее позднейших комментаторов своей кажущейся достоверностью, — то это может быть только потому, что на его представления о Танаисе повлияли данные об азиатских реках Яксарте и Оксе, к которым в древности также неоднократно прилагалось имя Танаиса и истоки которых, в частности истоки Окса, указывались в горном озере Оаксе. Имя «Гипанис» объединяет, таким образом, в себе представление не только о Фасисе, но и о Танаисе.
Этим самым снимается и еще одно кажущееся противоречие у Эсхила. Мы уже знаем, что в «Прикованном Прометее» Эсхил проводит границу между Азией и Европой по Киммерийскому Боспору, переплыть который заставляет он Ио. И этому не противоречит схолиаст Дионисия Периэгета, указывающий на то, что Эсхил в «Освобожденном Прометее» и Софокл в «Скифах» называют реку Танаис границей материков. Однако, в отрывке из «Освобожденного Прометея», сохраненном Аррианом, границей Азии и Европы названа, как известно, река Фасис. Геродот приводит обе версии: одни, мол, считают границей Европы и Азии реку Фасис, другие же — Танаис и Киммерийские переправы.
Следует думать, что обе эти версии наличествовали уже и в тексте Гекатея, во всяком случае, их следует предполагать известными Эсхилу; это явствует из эпитета «двойной», прилагаемого им в «Освобожденном Прометее» к понятию евразийской границы.
Большую древность, вероятно, следует приписать пребыванию в качестве пограничной реки Фасису (сравните противопоставление Нила и Фасиса в качестве разделяющих материки рек у Пиндара). Однако отождествлять этот древнейший Фасис приходится не с Рионом и даже не с Доном, а с Кубанью, устье которой стало известно грекам одновременно с Боспором Киммерийским и за которой сохранилось имя, почти равнозначное имени Фасиса. Перенесение же понятия границы материков на Дон (Танаис) и отождествление Фасиса с Рионом — явление более позднее.
Современных толкователей Геродота поражают его сведения о Каспийском море как о замкнутом бассейне, стоящие в противоречии с представлениями александрийских географов, считавших Каспийское море заливом Северного (Кронийского, Амальхийского) или Восточного (Эойского) океанов. Есть предположение, что Геродот располагал данными, почерпнутыми из каких-либо иранских источников, но при этом остается непонятным, почему этими же сведениями не воспользовались писатели эпохи Александра Македонского и диадохов, находившиеся в более тесном соприкосновении с иранским культурным миром, чем Геродот? Эратосфен, подытоживший результаты, добытые географической наукой IV столетия до н. э., также не преминул бы воспользоваться этими данными. Однако и Эратосфен, и уже упоминавшийся Патрокл принимали Каспийское море за залив океана. Но каковы же были представления о Каспийском море Геродотовых предшественников — ионийцев, и прежде всего Гекатея?
В точности это не известно, так как отрывки «Землеописания», относящиеся к этому предмету, не позволяют высказать сколько-нибудь категорическое суждение.