Великие религии мира

И вот приходят к Иову друзья и начинаются длинные диалоги, полные драматизма. Сначала они не узнали Иова, а когда узнали, долго сидели молча, не в силах произнести ни слова. И тогда, наконец, не выдержал Иов. И проклял ночь, в которую был зачат, и день, в который родился. Как только этот бесконечно страдающий человек проклял корень и исток жизни, молчавшие друзья заговорили, закричали, ужаснулись. «Если ты наказан, значит, грешен. Покайся, и Бог простит тебя» — таков был смысл их речей. И голос Иова, голос подлинного горя восстает и сметает эти заученные, не прошедшие через собственный душевный опыт рассуждения. Вся их логика, вся их божественная бухгалтерия жалка и преступна перед величием горя. «Неужели мало вам моего страдания, что вы хотите найти на мне еще и вину?! — говорит им Иов. — Друзья мои, неужели вы не можете пожалеть меня и помолчать?»

Но друзья не унимаются. Довод за доводом, одно соображение за другим выставляют они против Иова. И вот вся эта гора логически безупречных фраз рассыпается от грома живого божьего голоса. Сам Бог отвечает Иову из бури, и все смолкают: «Из вас нет ни одного, равного Иову, — говорит им Бог. — И хотя Иов говорил против Меня, а вы все за Меня, он правее вас всех. И не с вами, а с Иовом буду говорить Я!» — гремит Яхве из бури. Так сама Жизнь, сам ее вечный огонь ворвался в этот спор, отмел, отбросил как мелкое и недостойное все представления маленьких людей о высших законах, как о своих счетоводческих книгах, и обратился к подлинному отчаянию, чтобы вызвать его на своеобразное состязание.

«Кто этот помрачающий промысел речами без смысла? Я буду спрашивать тебя, а ты отвечай Мне... Где ты был, когда я основал землю, скажи, если обладаешь ведением?.. Дошел ли ты до источников моря и по дну морскому ходил ли? Открывались ли для тебя врата смерти... Где дорога к жилищу света? Скажи, если знаешь все это».

Не похож ли этот голос на внутренний голос Сократа, голос, повелевший ему познать свою ограниченность, чтобы почувствовать живую безграничность жизни? Тот самый голос, который велел ему сказать: я знаю только то, что я ничего не знаю?

Потрясающую картину величия мироздания разворачивает Бог, и каждый раз спрашивает: Можешь ли вместить все это?! Если отвергаешь и проклинаешь, значит не понял смысла всех вещей, смысла самой жизни до конца. Другими словами, голос Бога, гремящий из бури, хочет, чтобы человек никогда не терял интуитивное доверие к жизни, знал бы, что жизнь больше, значительнее любых страданий. Живая любовь и доверие к жизни должны вырасти в тебе, углубиться вместе с ростом твоего страдания. Душа должна быть достойна своего страдания, должна перерастать его.

Разве не таков ответ Бетховена слепой Судьбе, лишившей его слуха? Он ответил ей бесконечным ростом и углублением своей души, ответил глубочайшими сонатами и гимном радости — Девятой симфонией. Ответил светом на боль. Такого ответа ждал от Иова громовый Бог. Он ворвался в душу Иова в вихре и буре, потряс эту душу величием и красотой, — и вот Иов признал себя побежденным. Это то поражение, которое выше победы, которое открывает простор для преображения души. Так можно быть побежденным красотой, музыкой, любовью и только вырастать и обогащаться от этого поражения. В тебе побеждено мелкое — великим, тленное — вечным.

Это вечная тема. Она не умерла и в XX веке. Стихотворение Рильке глубоко созвучно книге Иова:

Как мелки с жизнью наши споры!

Как крупно все, что против нас!

Когда б мы поддались напору стихии, жаждущей простора, мы выросли бы во сто раз.

Все, что мы побеждаем — малость.

Нас унижает наш успех.

Необычайность, небывалость зовет борцов совсем не тех!

Так ангел Ветхого Завета

нашел соперника под стать

как арфу он сжимал атлета,

которого любая жила

струною ангелу служила,

чтоб схваткой гимн на ней сыграть.

Кого тот ангел победил, тот правым, не гордясь собою, выходит из любого боя в сознаньи и расцвете сил.

Не станет он искать побед — он ждет, чтоб высшее начало его все чаще побеждало, чтобы расти ему в ответ.

(Перевод Б. Пастернака)

Итак, богоборчество Иова кончается новым осмыслением божества, углублением и ростом образа Яхве. Иов похож на пытаемого, на терзаемого коршуном Прометея. Прометей был, как и Иов, добрейшим и лучшим, и так же, как Иов, страшно был вознагражден за это. Но его богоборчество кончилось полным поражением его бога. Человеческий разум и чувство справедливости осудили Зевса. Яхве богословов и жрецов тоже осужден разумом. Но Яхве духовидцев и поэтов стряхнул оковы человеческих представлений о Себе и появился во всем величии Своей бесконечности.

Если Яхве познан и изучен, если он оконечен, Иов может и должен его судить. Но если Иову предстоит понять, что кумир, принятый им за бога, вовсе не Бог, если Иов должен узнать, что он ничего не знает, тогда перед ним открываются бесконечные горизонты. Не судить, а учиться и расти надо ему. Яхве предстает как безмерность, многоплановость, глубина жизни.