Помолвка состоялась как раз под пятидесятилетие короля. Будучи старше жены почти на двадцать лет, легко быстро разобраться в том, какая она, тем паче лавина слухов из Парижа о ее личной жизни была такой бурной и, скажем так, не очень чистой, что король попытался разорвать помолвку, пока еще не поздно. Но Мазарини требовалась королева-француженка в Польше, Владиславу, который как раз собрался выяснять отношения с султаном, поддержка такого традиционного турколюба, как французский король, требовалась до зарезу, и свадьбу сыграли, когда и было положено. У Владислава фанаберии было не меньше, чем у Марии-Луизы. Его папочка Сигизмунд III до избрания на польский престол был шведским престолонаследником. Как он собирался удержать и Швецию, и Польшу, если польский король мог быть только католиком, а шведский – только протестантом? Естественно, со шведского престола его попросили, но признавать это он не собирался, и сыночек его Владислав был такой же – даже на монетах чеканил свой титул «D. G. REX POL. M. DVX LIT. RVSS. PRVSS. SA. LI. NEC. NO. SVE. GOT. VAN. HAER. REX», что означало «Божьей Милостью Король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Жемайтский, Ливонский, а также Швеции, Готланда и Вандалии наследный Король»
. То, что он не был ни русским, ни прусским великим князем, тем более шведским королем, его мало смущало – а вдруг потом что-то выгорит, вот и будет правовая основа. Вы только не думайте, что он был совсем ненормальный – король как король, явно получше папочки, а что до титулов, то, например, титул «Король Франции» английские короли аккуратно писали на всех государственных бумагах аж до 1799 года! И стали в итоге они жить да поживать, причем именно так, как и положено при таких вводных – король не допускал королеву ни в свое сердце, ни в свои дела, а та пыталась компенсировать нелюбовь придворными интригами. Даже имя супруге король урезал – объяснил ей, что достаточно именоваться Луизой, по-польски Людвикой, а второе ее имя никому, кроме Девы Марии, в Польше носить не след. Пожили они так два года, а тут Владислав возьми да скоропостижно помри. И опять Мария-Луиза, теперь уже Мария-Людвика, теряет свою истинную любовь, не короля, а власть – у нового короля будет своя королева, а кто тогда она?В Польше и в феодальные времена была демократия – короля выбирали, а не тупо назначали по закону о престолонаследии. Была эта демократия до предела суверенная: даже один избиратель мог заявить на сейме, уже принявшем решение, «Не позвалям!», то есть «Не разрешаю!», и решение уже считалось не принятым! Правда, зарубить такого свободолюбца в добром шляхетском поединке на саблях тоже больше чем на административное нарушение не тянуло, но все равно сорвать любое законодательное решение, даже крайне нужное государству, было до удивления просто. Так что удивляйтесь не бестолковости поляков, а их необыкновенной сплоченности, удаче и счастью – государство с такими законами у них просуществовало несколько столетий. А сколько бы оно прожило у нас? Шутить на выборах было опасно, менять коней на переправе никому не хотелось – подстрекаемые фанатичными католиками, получившими при Сигизмунде слишком много воли, польские шляхтичи абсолютно зашпыняли и достали ранее вполне лояльных к польскому государству шляхтичей украинских, в подавляющем большинстве православных. В итоге доигрались до хмельниччины, всем известного восстания, руководимого православным шляхтичем, у которого другой шляхтич, католик Чаплинский, имение пожег, жену увез и сына Хмельницкого до смерти засек, а доискаться на него управы в польских судах оказалось совершенно невозможно. Так что перед лицом грозной опасности решили обеспечить преемственность и выбрали в новые польские короли младшего брата Владислава, Яна Казимира.