Великие русские люди

…люди в кучах, за оградой
Не дышат утренней прохладой,
Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей.

«Какой энергический, полный мощного негодования голос! — воскликнул Белинский, приведя эту тираду Алеко. — Какая пламенная, вся проникнутая благородным пафосом речь!»

Алеко, полюбив цыганку Земфиру, поселяется в цыганском таборе. Идут счастливые дни. Но Земфира увлекается молодым цыганом. Алеко безумно ревнует. Он убивает Земфиру и ее возлюбленного. Законы «душных городов», от которых он бежал, оказались сильнее его проповеди свободы. Старик цыган, отец Земфиры, говорит ему:

«Оставь нас, гордый человек!
Мы дики, нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним,
Не нужно крови нам и стонов;
Но жить с убийцей не хотим.
Ты не рожден для дикой доли,
Ты для себя лишь хочешь воли…»

Табор покинул место, где было совершено преступление. Алеко остался на поле один, как «подстреленный журавль», когда станица уже улетела в теплые края.

Алеко не умеет уважать чужую свободу, он признает свободу только для себя. И Пушкин развенчивает Алеко.

Лирические стихотворения и поэмы этого периода создали Пушкину громкую славу. Из Одессы в михайловскую ссылку приезжает поэт, известный всей читающей России.

Немалый интерес возбуждало творчество Пушкина и на Западе. Еще в Одессе он познакомился с «Anthologie russe», изданной в Париже в 1823 году, где были помещены отрывки из поэмы «Руслан и Людмила» во французском переводе и сообщались краткие биографические сведения о русском поэте. Французский журнал «Révue Encyclopédique» (1825, т. XXVI) рассказывал читателям о новой, тогда еще не напечатанной поэме Пушкина «Цыганы», которая возбуждала «восторг любителей русской литературы».

ССЫЛКА В МИХАЙЛОВСКОЕ (1824–1826]

9 августа 1824 года Пушкин приехал в имение Михайловское, куда он был сослан по распоряжению императора. «В присутствии псковского губернатора коллежский секретарь Александр Пушкин дал подписку о том, что он обязуется жить безотлучно в поместье родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями, предосудительными и вредными общественной жизни, и не распространять оных никуда».

Но злобно мной играет счастье:
Давно без крова я ношусь,
Куда подует самовластье;
Уснув, не знаю, где проснусь.
Всегда гоним, теперь в изгнанье,
Влачу закованные дни…

Первые месяцы пребывания в Михайловском были особенно тяжелы Пушкину. Над поэтом был установлен двойной надзор: со стороны церковной власти за ним должен был следить настоятель Святогорского монастыря, со стороны светской — отец поэта Сергей Львович. В семье создались тягостные отношения. Сергей Львович распечатывал письма к сыну, обвинял его в безбожии, выражал опасение, что за сына и он будет наказан. Взбешенный поэт крупно поговорил с отцом и составил письмо к царю, прося перевести себя в одну из крепостей. Только благодаря вмешательству друзей это прошение не было отослано по адресу. К счастью, в ноябре 1824 года родители поэта с его сестрой и братом уехали. Пушкин остался один в Михайловском.

В глуши сосновых лесов Псковской губернии расположилось село Михайловское. Липовая аллея подводит к усадьбе. Справа — огромное озеро с плоскими берегами, слева — другое, поменьше. Внизу по лугу извивается река Сороть. Пушкин жил в небольшом, одноэтажном доме своего деда Ганнибала. Кабинет поэта, как всегда, был очень скромно обставлен. Простая деревянная кровать с пологом, ободранный ломберный стол, на котором стояла вместо чернильницы помадная банка, два стула да полки с книгами — вот и все убранство рабочей комнаты Пушкина. Рядом жила няня. Остальные комнаты были заколочены.

Просыпался Пушкин рано и бежал купаться в студеную речку. Зимой принимал ледяную ванну. Все утро посвящал литературным занятиям, часто в постели. Нередко, прервав занятия, на коне или пешком совершал далекие прогулки (ходок он был неутомимый). Поэт рассказывал, что сцену у фонтана в трагедии «Борис Годунов» он создал во время одной из прогулок.

Обедал он поздно. «Вечером слушаю сказки, — писал он брату, — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!» Долгие часы длинных зимних вечеров проводил поэт в обществе своей старой няни Арины Родионовны.