Великие русские писатели XIX в.

какую-нибудь восточную красавицу и губит ее. о поэме «Корсар» — красочный мусульманский сток. Разочарованный Корсар не может отвечать на страсть Гюльнары, так как продолжает любить покинутую им Медору. В противоположность классической поэме с ее плавным последовательным повествованием байроническая поэма начинается внезапно с середины или с конца; драматические сцены сменяют одна другую в причудливом беспорядке; все отрывисто, недосказанно, таинственно. Ночные свидания, похищения, кинжалы, яд, вероломство и месть, подвиги и преступления — постоянные мотивы этой мрачной поэзии.

В «Кавказском пленнике» (1820—1821) Пушкин послушно следовал за Байроном, заполняя его схему личными впечатлениями от Кавказа и живописной жизни горцев. Молодой русский попадает в плен к черкесам, возбуждает любовь в черкешенке и с ее помощью бежит. Но увы! Он не может ее любить, ибо после «душевных бурь любви несчастной» он «умер для счастья»; на душе его «печальный хлад»; он

…бурной жизнью погубил

Надежду, радость и желанье,

И о былом воспоминанье

В увядшем сердце заключил.

Пленник переплывает бурную речку, и на противоположном берегу его встречают русские стороевые казаки. Покинутая черкешенка в отчаянии бросается в воду. Образ пленника — первый опыт характеристики байронического героя. Он не удался Пушкину, и поэт это осознавал. «Характер пленника неудачен, — писал он, — это доказывает, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную страсть души, которые сделались отличительными чертами молодежи XIX века». И все же поэт любил свое неудавшееся создание. «В нем есть стихи моего сердца», — говорил он. В «Кавказском пленнике» Пушкин гармоническими стихами воспел суровую красоту Кавказа и вольную жизнь воинственных племен; читатель был очарован новым для него поэтическим миром. После Пушкина тема Кавказа навсегда вошла в русскую литературу (Лермонтов, Лев Толстой). Критик Белинский писал: «Пушкин был явно увлечен двумя предметами — поэтической жизнью диких и вольных горцев и потом элегическим идеалом души, разочарованной жизнью. Изображение того и другого слилось у него в одну роскошно–поэтическую картину. Грандиозный образ Кавказа с его воинственными жителями в первый раз был воспроизведен в русской поэзии. И Кавказ — эта колыбель поэзии Пушкина — сделался и колыбелью поэзии Лермонтова».

Путешествуя по Крыму, Пушкин посетил развалины Бахчисарайского дворца. Екатерина Раевская рассказала ему предание о графине Потоцкой, которую некогда татары увезли из Польши; она попала в ханский гарем, и крымский хан страстно ее полюбил. О фонтане Бахчисарайского дворца Пушкин пишет: «К…» поэтически мне описывала его, называя фонтаном слез. Вошел во дворец, увидел я испорченный фонтан: из заржавой железной трубки по каплям падала вода… Раевский почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище».

Поэма «Бахчисарайский фонтан» (1822) написала в манере Байрона. Крымский хан Гирей влюбляется в прекрасную пленницу Марию и охладевает к своей жене Зареме. Терзаемая ревностью, Зарема ночью тайком является к Марии и умоляет ее возвратить ей сердце Гирея. Она говорит о безумии своей страсти и грозит страшной местью. Дальнейшее погружено в таинственный мрак: мы узнаем о смерти Марии, о казни Заремы, о свирепом отчаянии Гирея. Разочарованный хан более напоминает байроновского Корсара, чем дикого татарина; Мария и Зарема — родные сестры Медоры и Гюльнары английского поэта. Пушкин признавался: «Бахчисарайский фонтан слабее Пленника и, как он, отзывается чтением Байрона, от которого я с ума сходил. Сцена Заремы с Марией имеет драматические достоинства».

Как ни мелодраматично действие поэмы, как ни комичен разочарованный хан, который

…в сечах роковых

Подъемлет саблю, и с размаха

Недвижим остается вдруг…

все же эта поэма — одно из самых пленительных произведений Пушкина. Его стих становится гибким и крепким; в гармонии созвучий появляется какая-то переливающаяся, сверкающая влажность; звуки льются и звенят, как прозрачные струи «фонтана грез». Таких стихов, такой заглушенной и томно–сладостной мелодии еще не бывало в русской поэзии.

Прлны магии заключительные строки поэмы:

Волшебный край, очей отрада!

Все живо там: холмы, леса,

Янтарь и яхонт винограда,

Долин приятная краса

И струи и тополей прохлада —

Все чувства путника манит,

Когда, в час утра безмятежный,

В горах, дорогою прибрежной

Привычный конь его бежит,

И зеленеющая влага

Пред ним и блещет и шумит

Вокруг утесов Аю–Дага…

Создав романтический образ Кавказа, Пушкин творит новую экзотическую легенду — «сладостной Тавриды», где под сенью лавров над розами поют соловьи, где звучные фонтаны бьют в мраморных гаремах, где ночью при свете луны в узких улицах мелькают белые чадры восточных красавиц, а «зеленеющая влага» моря шумит у скал Гурзуфа…