Великие русские полководцы и флотоводцы. Истории о верности, о подвигах, о славе...

По словам врача Европеуса, «во многом подражая Суворову, покойный Николай Николаевич вел жизнь регулярную, простую, избегая всякой роскоши, к чему приучал и дочерей своих. Спал он обыкновенно в своем кабинете на соломенном тюфяке и таковой же точно подушке, накрываясь шинелью. Вставая довольно рано, он к восьми часам выходил к утреннему чаю в такой же шинели внакидку; так принимал и у себя в кабинете не только своих адъютантов, но и штаб-офицеров, являвшихся к нему по службе. Стол его был русский: сытный и несложный; к обеду подавали, и то не всегда, по бутылке белого и красного вина, но сам Николай Николаевич почти ничего не пил, утоляя жажду простым квасом. К его прибору ставили обыкновенно большой деревянный жбан и при нём ковш. Хотя Николай Николаевич любил нашу русскую баню, был страстный охотник попариться, но нежиться или наслаждаться этим не любил, вообще умея переносить жесточайший холод. В самые трескучие морозы он прогуливался в одном сюртуке за городскую заставу в казармы, и следовавшему за ним офицеру, не имевшему не только фланелевой фуфайки, но, может быть, даже и жилетки, приходилось порядком зябнуть. Муравьёв не любил изнеженных маменькиных сынков и, замечая на ком-либо из офицеров шинель с бобровым воротником, делал замечания, что-де такая шинель – роскошь для солдата, что сам шинели с бобровыми воротниками никогда не нашивал. С каждым являвшимся к нему офицером он долго разговаривал, зондируя его со всех сторон, измеряя степень его знаний, способностей и в то же время расспрашивая испытуемого о его родстве и связях».

Муравьёв был несомненно человек способный, суровый только по наружному виду, а в сущности не злой, но характера мнительного, недоверчивого, своеобразного и невыносимо тяжелого, отчего во время его управления Кавказом произошёл большой застой в делах. Обращался он со всеми без раздражения и без изысканных тонкостей, просто, иногда не без острот и поступал порой оригинально. Так, будучи недоволен комендантом и полицеймейстером Тифлиса, он первому назначил прибыть к 9 часам утра на гауптвахту, куда обещал приехать, но лишь в 10 часов вечера дал знать, что не будет, заставив просидеть напрасно полдня, а второго принял в бане, где парился, откуда полицмейстер вышел мокрым. Твердой воли и строгий к самому себе, Муравьёв был столь же строг и к подчиненным. Считая, что ревностное исполнение служебного долга не является чем-либо особенным, он был скуп на награды, почему его отличия сделались лучшей рекомендацией. Прямолинейность и резкость характера создали ему множество врагов. Муравьёв не любил безделья и, когда утомлялся, то, в виде отдыха, учил дочерей вести счёты по домашнему хозяйству и по имению.

Дмитрий Николаевич Сенявин (1763–1831)

Существуют свидетельства о том, что прославленный адмирал Федор Федорович Ушаков неоднократно повторял: «Я не люблю, не терплю Сенявина, но он отличный офицер и во всех обстоятельствах может с честью быть моим преемником в предводительствовании флотом».

Несходство характеров двух талантливейших флотоводцев не мешало им по достоинству ценить друг друга. Д. Н. Сенявин успешно продолжил дело своего учителя, творчески развил тактику ведения морского боя, обогатив ее новыми приемами. Время давно определило его место в русской истории как одного из создателей национальной школы военно-морского искусства.

Родился Дмитрий Николаевич Сенявин 6 августа 1763 года в селе Комлеве Боровского уезда. Как и большинство русских адмиралов, в детстве он не слышал ни гула прибоя, ни крика чаек, не видел морских просторов. Однако семейные традиции делали встречу с морем неизбежной: Сенявины были среди тех первенцев «гнезда Петрова», кто создавал военно-морской флот России, кто победил непобедимых до того шведов.

Грамоте мальчика обучил приходский священник. Дальнейшее обучение девятилетний Митя продолжил в городской школе (других учебных заведений в Боровске не было), в которой учились солдатские дети. Через год он поступил в Морской корпус.

Морской корпус находился тогда в Кронштадте и содержался весьма небрежно. Директор корпуса Иван Логинович Голенищев-Кутузов был обременен заботами по Адмиралтейству и частенько ездил в Гатчину ко двору наследника и генерал-адмирала Павла Петровича. Всеми делами в корпусе заправлял майор Голостенев, человек нрава крутого и большой любитель выпить. Этому «педагогу» доверил сына в феврале 1773 года Николай Федорович, сказавший на прощание: «Прости, Митюха, спущен корабль на воду, сдан Богу на руки. Пошел!»

С этого началось обучение Дмитрия Сенявина. Кадетов учили многим наукам, необходимым морякам: математике, астрономии, штурманскому и корабельному делу, иностранным языкам и т. д. Учили весьма хорошо, но присмотра за детьми не было никакого. Поэтому среди юнцов процветали леность и дурное поведение. Попав в такую среду, быстро сделался ленивцем и резвецом (хулиганом) свежеиспеченный кадет Сенявин. Три года просидел он в одном классе и вознамерился было совсем уйти из корпуса.