Кроме помощника, Пыльцова, с Пржевальским отправилось двое казаков. Больше людей нельзя было взять из-за недостатка денежных средств. Поэтому нашему путешественнику вместе с товарищем приходилось вьючить верблюдов, пасти их, собирать сухой помет («аргал») на топливо — словом, исполнять все черные работы. Один из казаков был одновременно и переводчиком, и пастухом, и поваром, и работником.
Большие затруднения в Китае пришлось испытывать с китайской денежной системой. В Китае в те времена существовала только одна определенная монета, это — чох, монета, сделанная из сплава меди с цинком, с четырехугольным отверстием посредине. Для удобства счета чохи нанизывались на нитку но пятисот штук.
Чох — очень мелкая монета: на один наш серебряный рубль приходилось около трех с четвертью килограммов чохов. На сто рублей давали 328 килограммов чохов, что составляло груз для трех верблюдов, которые сами стоили 240 рублей, не считая необходимого при них погонщика.
Везти с собою такое количество денег было невозможно. Но в качестве денег в Китае в ходу было серебро в слитках; оно шло на вес. Единицей веса служил серебряный лан, который равнялся нашим двум серебряным рублям. Правительство отливало ямбы — слитки серебра весом в 50 лан. На ямбах выбивалось казенное клеймо. Для расплаты слитки разрубали на куски большей или меньшей величины. При отвешивании серебра китайские купцы всегда обсчитывали покупателя. Притом курс чохов в разных местах был различный: в Пекине за лан серебра давали 1500 чохов, а в Калгане — 1800.
Из-за плутовства купцов и менял наши путешественники всегда были обсчитываемы, обвешиваемы и обманываемы самым бессовестным образом.
Целью предстоящего путешествия было посещение Тибета. Весною 1877 года караван, в составе Пржевальского, его помощника Пыльцова, двух казаков (одного бурята и другого — русского), восьми верблюдов и двух верховых лошадей, выступил из Калгана.
Пустыня Алашань. Монголы
К западу от большой излучины Хуан-хэ расстилается пустыня Алашань. «На многие десятки, даже сотни километров, — говорит Пржевальский, — мы видим здесь голые, сыпучие пески, всегда готовые задушить путника своим палящим жаром или засыпать песчаным ураганом. В них нигде нет капли воды; не видно ни птицы, ни зверя, и мертвое запустение наполняет ужасом душу забредшего сюда человека».
Растительность, там, где она есть, крайне скудная. Наиболее важное растение — это древовидная солянка саксаул, «дерево пустыни», достигающее высоты в три-четыре, иногда до пяти с половиной метров. На поделки это дерево не годно, но дает прекрасные дрова, которые превосходно горят. Ветвями саксаула охотно питается верблюд. Саксаул растет и у нас в Средней Азии: в туркменских Каракумах и в других местах.
Большое значение для монголов имеет трава сульхир, растущая на песках. Это колючее солянковое растение достигает высоты немногим более полуметра. Его мелкие семена, созревающие осенью, доставляют вкусную и питательную пищу.
Монголы собирают сульхир и обмолачивают его на голых глинистых площадках, которые встречаются среди песков (у нас такие площадки в песках Средней Азии носят название «такыр»). Семена поджаривают на огне, толкут и получают вкусную муку, которую едят, заваривая чаем.
Пржевальский и его спутники охотно питались такой мукой и даже запасли ее на обратный путь. Сульхир служит отличной пищей также для верблюдов, лошадей, овец и птиц.
Из мелких грызунов в Алашанской пустыне попадается песчанка; она живет в зарослях саксаула и до того дырявит землю своими норами, что часто совершенно нельзя ехать верхом. «Целый день, — жалуется Пржевальский, — слышится писк этих зверьков, столь же скучный и однообразный, как вся вообще природа Алашаня».
Во времена Пржевальского в Алашанской пустыне жили одичавшие лошади. В этой же пустыне открыт Пржевальским горный баран (аргали). Из птиц замечательна саксаульная сойка. Нередко встречается саджа, о которой мы уже говорили.
Живут в Алашане монголы, которые занимаются разведением верблюдов.