Читаем Великие русские путешественники полностью

Необыкновенные географические подвиги Пржевальского, его облик, его печатные труды, блестяще изложенные, его трагическая смерть в расцвете заслуженной славы на пороге новой экспедиции — всё это производит глубокое впечатление.

Глава Географического общества П. П. Семенов-Тян-Шанский говорил, что Пржевальский занял свое место наряду с величайшими путешественниками. До Пржевальского поверхность Центральной Азии была известна хуже, чем поверхность Луны.

Известные раньше почти только по именам озеро Куку-нор, Цайдам, хребет Куэнь-лунь, озеро Лоб-нор, пустыня Гоби были тщательно нанесены на карту, изучены и описаны.

В стихотворении, посвященном Пржевальскому, Тютчев писал, что наш великий путешественник «довершил чертеж Земли». Пржевальский не только дал новую карту Центральной Азии, он, как правильно отметила Академия наук, первый осветил ее природу, ее растительный я животный мир.

Помимо прочих своих достоинств, Пржевальский обладал талантом художественного изложения. Его труды остаются лучшими образцами описания неизвестных стран. Для примера приведем небольшой отрывок из отчета о третьем путешествии (1879—1880 годы). Вот как изображен здесь день путешественника в пустыне:

«Перенеситесь, читатель, мысленно в центральноазиатскую пустыню к нашему бивуаку и проведите с нами одни сутки, — тогда вы будете иметь полное представление о нашей походной жизни во всё время путешествия...

Ночь. Караван наш приютился возле небольшого ключа в пустыне. Две палатки стоят невдалеке друг от друга; между ними помещается вьючный багаж, возле которого попарно спят казаки. Впереди уложены верблюды и привязана кучка баранов; несколько в стороне наарканены верховые лошади. Утомившись днем, все отдыхают. Только изредка всхрапнет лошадь, тяжело вздохнет верблюд или бредит сонный человек. В сухой, прозрачной атмосфере ярко, словно алмазы, мерцают бесчисленные звезды; созвездия резко бросаются в глаза; Млечный путь отливает фосфористым светом.

А кругом дикая необъятная пустыня. Ни один звук не нарушает там ночной тишины. Словно в этих сыпучих песках и в этих безграничных равнинах нет ни одного живого существа...

Но вот забрезжила заря на востоке. Встает дежурный казак и прежде всего вешает в стороне на железном треножнике термометр; затем разводит огонь и варит чай. Когда последний готов, поднимаются и остальные казаки; встаем и мы. В прохладной утренней атмосфере сначала немного пробирает дрожь, но чашка горячего чая хорошо и быстро согревает. Завтрак же, обыкновенно в виде оставшегося с вечера куска вареной баранины или уцелевшей лепешки, тщательно прячется в карман на дорогу; но казаки теперь наедаются дзамбы[8], зная, что следующая еда будет только на следующем бивуаке. Затем начинается седлание коней и вьючение верблюдов. Тем временем мы надеваем на себя оружие и садимся на верховых лошадей. Выходим мы с места ночлега обыкновенно на восходе солнца. Первый десяток верст всегда проходит как-то незаметно; но на втором десятке, в особенности к его концу, начинает уже чувствоваться небольшая усталость: тем более, что в это время обыкновенно начинается жара или подымается буря. Разговоры в караване смолкают; даже верблюды и лошади идут лениво, апатично. Но вот, наконец, показывается вдали желанное место — колодезь или ключ, возле которого иногда бродит монгольское стадо, ожидая водопоя. Через несколько минут является к колодцу весь караван. Пока совершается процедура установки бивуака, казак, заведующий кухнею, наскоро разводит огонь и варит чай. Топливом, как и везде почти в пустыне, служит сухой помет домашних животных, называемый монголами аргал. Зажигать подобное топливо нужо с уменьем, тогда оно горит хорошо.

Едва ли какой-либо гастроном ест с таким аппетитом разные тонкости европейской кухни, с каким мы принимаемся теперь за питье кирпичного чая и за еду дзамбы с маслом, а за неимением его — с бараньим салом. Правда, последнее, будучи растоплено, издает противный запах сальных свечей, но путешественнику в азиатских пустынях небходимо оставить дома всякую брезгливость, иначе лучше не путешествовать.

Цивилизованный комфорт, даже при больших материальных средствах, здесь невозможен: никакие деньги не переменят соленой воды пустыни на пресную, не уберегут от жаров, морозов и пыльных бурь, от грязи, а иногда и паразитов. В самом себе должен искать путешественник сил для борьбы со всеми невзгодами, а не стараться избавиться от них разными мало действенными мерами.

Во время чаепития, заменяющего завтрак, обыкновенно являются к нам ближайшие монголы, которые тотчас же заводят знакомство, а иногда и дружбу с нашими казаками. Эти последние, живя в Забайкалье, по соседству Монголии, почти все говорят по-монгольски и до тонкости знают обычаи монголов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары