Великие русские старцы XIX-XX ст. О цели Христианской жизни

Тогда он взял меня весьма крепко за плечо и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой; что же вы глаза опустили, что же не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли». Он отвечал: «Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь также светлы стали», — и, преклонив ко мне голову свою, тихонько на ухо сказал мне: «Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его! Вы видели, что я и не перекрестился, а только в сердце моем мысленно помолился Господу и сказал: «Господи, удостой его телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего Святого, которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться им во свете великолепой славы Твоей», — и вот Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима. Как же нам не благодарить Его за этот, неизреченный дар Его к нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являл Господь милость Свою, а уже это благодать Божия, как мать чадолюбивая, по предстательству Божией Матери, благоволила утешить милосердием своим сокрушаемое сердце ваше. Что же не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь; Господь с нами!»

И когда я взглянул после этих слов в лицо его, то на меня напал еще больший благоговейный ужас. Представьте себе в середине солнца, в самой блистательной яркости полуденных лучей его, лицо человека, разговаривающего с вами. Вы, например, видите движение уст и глаз его, изменение в самих очертаниях лица, чувствуете, что вас кто-то держит рукой за плечи, но не видите не только рук его, но ни самих себя, ни его самого, а только один ослепительнейший, простирающийся на несколько сажень кругом, свет, слышите крупу снеговую, падающую на вас, чувствуете, что ее по крайней мере на вершок нападало на вас, и... вы можете себе представить то положение, в котором я находился тогда.

«Что же чувствуете вы теперь?» — спросил меня отец Серафим. Я отвечал: «Необыкновенно хорошо». — «Да как же хорошо-то? — спросил он. — Что же именно-то?» Я отвечал: «Такую тишину и мир в душе моей, что никаким словом то выразить вам не могу». — «Это, ваше Боголюбие, тот мир, — сказал отец Серафим, — про который Господь сказал ученикам: Мир Мой даю вам, не якоже мир дает, Аз даю вам. Аще бы от мира были бысте, мир убо свое любил бы;, но якоже избрал вы от мира сего, сего ради ненавидит вас мир. Обаче дерзайте, яко Аз победил мир (ср.: Ин. 14, 27; 15, 19; 16, 33). Вот этим-то людям, ненавидимым от мира сего, избранным же от Господа, и дает Господь тот мир, который в себе теперь вы чувствуете. Мир этот, по слову апостольскому, всяк ум преимущий, и таким назвал апостол этот мир душевный потому, что никаким словом нельзя выразить того благостояния душевного, которое он производит в людях тех, в сердце которых внедряет его Господь Бог. И Христос Спаситель называет его миром, лишь только от щедрот Его собственных, даваемым человеку, а не от мира сего, ибо никакое благополучие временное и земное не может принести его в сердце человеческое, а он свыше даруется от Самого Господа Бога.

«Что же вы еще чувствуете?» — опять спросил меня батюшка. Я отвечал: «Необыкновенную сладость». — «Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: от тука дому Твоего упиются, и потоком сладости Твоея напоиши я (ср.: Пс. 35, 9); вот эта-то теперешняя сладость преисполняет сердца наши и разливается неизреченным услаждением по всем членам нашим; от этой сладости как будто тает сердце наше и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может.