Войска заполонили Соборную площадь, требуя выдать Ивана Нарышкина на расправу. Царица Наталья Кирилловна вышла на Красное крыльцо, ведя за руки обоих царевичей, Ивана и Петра, предъявляя их стрельцам. По рядам пошло было замешательство, ведь старший мальчик оказался жив-здоров. Кто знает, может, не вспыхнул бы пожар именно в тот день, но не сдержался князь Михаил Долгоруков: громко крича, он стал позорить стрельцов, обвиняя их в воровстве и измене, грозил тяжкой карой, и это оказалось искрой, поджегшей сухую солому бунта. Лавиной хлынули мятежники на крыльцо, стащили оттуда Долгорукова прямо на копья, и никто уже не мог остановить их… Мятеж продолжался три дня. К концу мая фактически был совершен переворот. По требованию стрельцов на царство выкрикнули обоих царевичей, Ивана и Петра, а по слабому здоровью первого и малолетству второго регентом при них была названа старшая сестра, царевна Софья Алексеевна.
Не обладавшей красивой внешностью, но наделенной нравом крепче кремня Софье Алексеевне, казалось, только и оставалась радость тешиться властью. Но судьба царевны оказалась щедрее и подарила ей любовь к боярину Василию Васильевичу Голицыну.
Они познакомились еще при жизни царя Федора. Мягкосердечный, образованный, свободно владевший польским, греческим, немецким и латинским языками, Голицын хорошо разбирался в музыке, увлекался искусством и живо интересовался европейской культурой. Потомок литовского князя Гедимина, Василий Васильевич был очень хорош собой и быстро покорил сердце своенравной царевны. Он не сразу, правда, смог оставить семью, будучи примерным мужем и отцом шестерых детей, но постепенно стал отдавать все время любимой «девице Софье». Сделавшись почти полноправной властительницей России, царевна сделала красавца-князя своей правой рукой.
Василий Голицын, большой поклонник искусства, не жалел сил, разыскивая и доставляя в Россию иностранных мастеров, педагогов и поэтов, и был на посту «государственных великих посольских дел сберегателя и ближнего боярина» как рыба в воде. Не повернись жизнь иначе, утонченность, мягкий нрав и добродушие князя, может, принесли бы ему удачу. Но ослепленная любовью Софья видела его полководцем и завоевателем, кроме того, военные победы укрепили бы авторитет князя среди бояр. Она настояла на том, чтобы Голицын возглавил походы на Крым в 1687 и 1689 годах. Увы, Василий Васильевич не был рожден воином, в этом сложном искусстве понимал мало. Оба похода оказались провальными, что пошатнуло и без того неустойчивое положение фаворита.
Мечты Софьи, которые она и озвучить боялась, – встретить князя из победоносных походов и обвенчаться с ним, триумфатором, – рассыпались в прах… Но Василий так и остался навсегда ее единственной любовью.
Злодейка-царевна или злодейка-судъба?
Поднявшись с помощью стрелецких бердышей на трон, Софья понимала, что дальше держать буйных мятежников так близко от престола опасно. Князь Иван Хованский, любимец армии, назначенный главой Стрелецкого приказа, лелеял мечту женить старшего сына Андрея на одной из сестер царевны-регентши, Екатерине. Древний род, деньги, огромная популярность и пусть не кровное, но родство с царской семьей – Хованские метили во власть, как Шуйские во времена Смуты! Допустить этого Софья не могла.
К тому же Хованский ратовал за возвращение старообрядческой веры и против никонианских реформ, которые поддерживали дед, отец и брат Софьи, называвшие раскольников еретиками. Решить этот вопрос помог «спор о вере», диспут, в котором приняли участие старообрядцы во главе с Никитой Пустосвятом, приглашенные Хованским, и патриарх с архиереями, на стороне которых была Софья. В спорах на площади шансов у сторонников Никона не было, там голосовали бы луженые стрелецкие глотки, и тут царевна объявила, что и она сама, и ее сестры и тетки желают присутствовать на дискуссии, а на площадь незамужним девицам «выходить зазорно». В Грановитой же палате явный перевес оказался за православными иерархами, и лишь благодаря хитрости Софьи удалось удержать церковь и страну от новой волны раскола.