Великие смерти: Тургенев. Достоевский. Блок. Булгаков

Будучи врачом, он прекрасно понимал, что глаза тут ни при чем, это лишь симптом той самой болезни, которая свела в могилу его отца и которую он получил по наследству. Понимал и прежде, но теперь то, что было отдаленным и не очень определенным будущим, стало реальным и жестким настоящим.

«У меня похолодело привычно под ложечкой, как всегда, когда я в упор видел смерть», — так написал он еще полтора десятилетия назад в рассказе «Вьюга». И добавил: «Я ее ненавижу». А в романе «Жизнь господина де Мольера» страх смерти прямо объявляется «самою неразумною страстью, которая существует у людей».

Рассказ «Вьюга» входит в цикл «Записок юного врача». Весь цикл, за исключением одного рассказа, печатался в журнале «Медицинский работник», что отбрасывало на него некий специфический отсвет (не потому ли автор ни разу не перепечатал его при жизни?). Но произведения эти — отнюдь не сухие, предназначенные лишь для посвященных отчеты о профессиональной деятельности, а живые и полноценные художественные тексты. Герой, от имени которого ведется повествование — совсем молодой человек, только что получивший диплом врача и посланный на работу в российскую глухомань. Рядом с ним фельдшер и его жена, акушерки, врач-ровесник из соседней больницы и целая вереница пациентов. Ах, какие это всё колоритные типы, пусть и появляющиеся перед читателем совсем ненадолго!

Но помимо героя-рассказчика есть еще один сквозной, можно сказать, центральный персонаж. Между ними, по сути дела, и происходит главный конфликт. Персонаж этот — смерть. Она присутствует в каждом рассказе, даже в полуанекдотичной «Тьме египетской», где пациент, дабы не «валандаться», заглатывает единым махом десять порошков хинина и чуть не отдает Богу душу... Именно в поединок со смертью вступает всякий раз молодой доктор. Вступает и когда-то одерживает победу, причем на последнем рубеже, на грани отчаяния, уже готовый признать свое поражение, а когда-то и нет.

Этот конфликт характерен не только для «Записок юного врача», но и для всего творчества Михаила Булгакова. Как, собственно, и для его жизни. Так, в конце 1921 года его не оставляло ощущение, что вот-вот с кем-то из близких случится непоправимое. Скорее всего, боялся он, с одним из братьев, Николаем или Иваном, которые воевали в Добровольческой армии. В январе 1922 года стало известно, что оба брата живы, обретаются за границей. И почти следом, первого февраля, пришла телеграмма, что скончалась от тифа мать. (Он и сам едва избежал этой участи. «Весной я заболел возвратным тифом, — писал он двоюродному брату. — Чуть не издох...») Стало быть, предчувствие не обмануло его — предчувствие скорой смерти родного человека. Самого, как оказалось, родного... Потрясение было настолько сильным, что другой на его месте мог бы лишиться рассудка. Другой и лишается — происходит это в рассказе «Красная корона», увидевшем свет осенью все того же 1922 года. Герой рассказа теряет брата, которого, как и булгаковского, зовут Николаем. Мертвый, он является к нему верхом на коне «в красной лохматой короне».

Корона — своего рода опознавательный знак. «Раз он в короне, значит — мертвый».

Этот маленький, в пять страничек рассказ — своеобразное зернышко, из которого впоследствии проросли многие произведения Булгакова. Здесь он впервые короновал смерть, о неизбежности которой для себя лично (в отличие, скажем, от Льва Толстого) думает спокойно — «О нет, я ее не боюсь», — но самое присутствие которой в мире сводит его с ума.

Сводит в прямом и переносном смысле: действие «Красной короны» происходит в психиатрической клинике. Туда же попадают и другие, поздние, герои Булгакова, в том числе и написавший роман о Понтии Пилате Мастер — именно здесь вместе с поэтом Иваном Бездомным знакомится с ним читатель. Да и сам Михаил Афанасьевич не исключал для себя подобной участи. «С конца 1930 года, — признавался он в одном из писем, — я хвораю тяжелой формой нейрастении с признаками страха и предсердечной тоской, и в настоящее время я прикончен».

Предсердечной читается здесь как предсмертной, а «я прикончен» отсылает к концовке все той же «Красной короны»: «..Л безнадежен».

Письмо адресовано Сталину. Это очень большое письмо, которое начинается с обширных цитат из «Авторской исповеди» Гоголя. Они — нечто вроде эпиграфа, за которым следует сам текст, разбитый на отдельные главки и сохранившийся, к сожалению, не полностью. В дошедшей до нас машинописной копии от одной из главок остались лишь два слова: «Я переутомлен».

После телефонного разговора со Сталиным (Сталин сам позвонил писателю) Булгаков считал себя вправе писать вождю и писать с редкой для такого рода бумаг откровенностью. Так он признается, что страдает «припадками страха в одиночестве». Сравнивает себя с волком, которого «несколько лет гнали» и, наконец, затравили...