Великие судьбы русской поэзии: XIX век

Однако наиболее существенную подпитку русской речью мальчик получал не от захожих авторов, но от своей бабушки Марии Алексеевны Ганнибал, после замужества дочери проживавшей с Пушкиными, и, конечно же, от своей няни Арины Родионовны, которую очень любил и даже называл «мамой». Простая дворовая женщина, она не только возмещала Саше недостаток материнской ласки, поскольку Надежда Осиповна относилась к нему довольно холодно, предпочитая дочь Ольгу и младшего сына Леву, но и восполняла отсутствие национальных черт в его насквозь французском воспитании. Русские народные сказки, пословицы, поговорки, неистощимо рассыпаемые няней перед её маленьким любимцем, застревали в памяти, будили воображение.

Имея очевидные литературные способности, Саша не был восприимчив к математике. Четыре арифметических действия, особенно деление, заставляли его заливаться слезами. Происходило это не от плаксивости, а скорее от болезненного самолюбия – мальчиком он был довольно-таки бойким. Как-то поэт Дмитриев решил пошутить над Сашей: «Посмотрите, ведь это настоящий арабчик». Пушкин, в чертах которого уже в детстве проглядывала африканская природа, быстро нашёлся: «По крайней мере, отличусь тем и не буду рябчик». Дело в том, что Дмитриев переболел оспой и имел рябое лицо. Ответ, достойный того, кто впоследствии стал одним из величайших эпиграммистов.

При достижении Сашей 11 лет предполагалось отвезти его на учёбу в столицу, в Иезуитский коллегиум. Однако в 1811 году под Петербургом появилось нечто лучшее – был открыт Царскосельский Лицей. Инициатива в его создании принадлежала главе правительства – Сперанскому. Мыслилось, что Лицей будет давать образование шире и глубже университетского и готовить деятелей для России, преобразуемой реформами своего премьера. Среди закрытых учебных заведений только тут запрещались телесные наказания.

В виду ограниченности набора попасть сюда могли только отпрыски высшей российской знати. Ходили слухи, что император был намерен воспитывать в Лицее и своих братьев, великих князей Николая и Михаила, но его супруга Мария Федоровна воспротивилась такому неприличию. А было бы куда как интересно, если бы в одном учебном заведении обучались будущий царь Николай I и будущие противники его тирании. Тем более что в числе 30 первых лицеистов оказался и Александр Пушкин. Содействовал зачислению мальчика А.И. Тургенев, к тому же сам Сергей Львович был дружен с директором этого привилегированного питомника наук В.Ф. Малиновским.

На открытии Лицея, состоявшемся 19 октября, присутствовали император и его двор. От имени преподавателей выступил профессор политических наук Куницын, умудрившийся в продолжение своей получасовой речи ни разу не упомянуть государя. Это было в новинку. Александр I до того удивился и обрадовался, что тут же прислал молодому профессору Владимирский крест. Позднее, уже в 1825 году, месяца за два до декабрьского восстания, среди участников которого окажутся некоторые из тогдашних лицеистов, ещё один лицеист – Пушкин, сосланный в Михайловскую глухомань, напишет:

Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…

Будь император прозорливее и догадайся, к чему приведёт либерализм педагогов, он, вероятно, забрал бы обратно скоропалительно вручённый орден и велел бы ввести запрещённые розги. Ну, а знай, сколько пламенных революционеров будет взращено в стенах Лицея, то закрыл бы его, не открывая.

Но до восстания было ещё не близко. И лицеисты дальше обычных ребяческих шалостей в своём вольнолюбии не шли. Случалось, конечно, что они тайком от надзирателей готовили отнюдь не безалкогольный напиток «гогель-могель» и устраивали по ночам пирушки. Была у них возможность побаловаться контрабандным шоколадом, а то и ликёром.

Не отставал от других и Пушкин. «Сущая обезьяна лицом и сущий бес в проказах», как он сам о себе говорил, Александр отнюдь не важничал своей начитанностью, хотя за феноменальное владение языком Корнеля и Расина товарищи прозвали его «французом». Репутация знатока не мешала мальчугану бегать по рекреационной зале в своё удовольствие и прыгать через стулья. Самой большой за время учебы в Лицее крамолой, в которой Пушкина уличили, был случай, когда в одном из тёмных дворцовых коридоров он по ошибке поцеловал фрейлину императрицы княжну Волконскую, приняв её за горничную Наташу. Дело дошло до царя, но скорее насмешило того, чем разгневало.