Великие судьбы русской поэзии: XIX век

«Героя нашего времени» Николай I назвал жалкой книгой, показывающей большую испорченность автора. А в своём письме к жене за границу высказался подробнее: «Я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характеры…» И в том же письме царственный критик добавляет, как бы обращаясь к поэту, сосланному под пули горцев: «Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он прочистит себе голову». Царь явно доволен вынесенным поэту приговором и едва ли замечает садистскую суть своей фразы, ибо проветриваться Лермонтову придётся на свинцовом ветру. А в целом суждение Николая I звучит весьма и весьма добродетельно. Было бы нетрудно поверить и в исключительное благонравие российского императора, если бы не знать, что творилось у него в государстве…

Летом 1840-го поручик Лермонтов был прикомандирован к отряду генерал-лейтенанта Галафеева, направлявшегося в экспедицию по Большой и Малой Чечне. 11 июля у речки Валерик произошло генеральное сражение, в котором со стороны русских действовало две тысячи штыков, со стороны горцев – шесть тысяч сабель. Михаил Юрьевич ввиду проявленного мужества был представлен к награде золотой саблей. Однако представление не было удовлетворено. Очевидно, «жадною толпой стоящие у трона» не соизволили поставить на нём положительной резолюции.

Однако храбрость вновь прибывшего поручика оценена непосредственным начальством, и под его команду поступает сотня казаков, нечто вроде партизанского отряда, с которым он совершает удалые набеги на неприятеля. Но и в последующих представлениях к наградам имя его непременно вычёркивается высшим командованием. В эту пору в Галафеевском отряде вместе с Лермонтовым воюет и Николай Мартынов, ротмистр Гребенского казачьего полка, вероятно, тоже не за примерное поведение направленный сюда из кавалергардов, к которым был причислен по окончании Юнкерской школы. Люди, ежечасно рискующие погибнуть от любой шальной пули неприятеля, очевидно, не испытывают потребности ни шутить друг над другом, ни обижаться на не слишком удачную фразу собеседника. Ну а чтобы вызывать к барьеру и наставлять друг на друга пистолетные дула – на войне вряд ли случается, ибо выглядело бы смешно и нелепо. Посему в эту пору бывшие школьные товарищи общались мирно, беседовали задушевно, не ссорились. А между тем как было поэту не подумать о завещании, хотя бы поэтическом, когда смерть, казалось, носилась по горным ущельям за его удалой сотней, угрожая настигнуть в любой момент.

ЗАВЕЩАНИЕ

Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остаётся жить!
Поедешь скоро ты домой:
Смотри ж… Да что? моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь…

Ну, кто бы ни спросил,
Скажи им, что навылет в грудь
Я пулей ранен был;
Что умер честно за царя,
Что плохи наши лекаря
И что родному краю
Поклон я посылаю.

Отца и мать мою едва ль

Застанешь ты в живых…
Признаться, право, было бы жаль
Мне опечалить их;
Но если кто из них и жив,
Скажи, что я писать ленив,
Что полк в поход послали
И чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна…

Как вспомнишь, как давно
Расстались!.. Обо мне она
Не спросит… всё равно,
Ты расскажи всю правду ей,
Пустого сердца не жалей;
Пускай она поплачет…
Ей ничего не значит!

Так оно и случится, что он будет ранен «навылет в грудь» и честно умрёт. Строки пророческие. Да и сотня его отчаянных казаков немногим переживёт своего командира-поэта, но вскоре после его гибели нарвётся на чеченскую засаду и будет вся изрублена. Впрочем, эта ремарка относится к заключительному действию трагедии, которое будет разыграно чуть позднее…

Только в декабре 1840 года, отбыв свою командировку в Галафеевском экспедиционном отряде, Михаил Юрьевич явился в станицу Ивановскую, где располагалась штаб-квартира Тенгинского полка, и был в него зачислен. Между тем Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, напуганная военными опасностями, окружающими её любимого внука, выхлопотала для него отпуск. По дороге из Ставрополя в Петербург и родилось стихотворение, которое, как считал Белинский, было бы из лучших и у самого Пушкина.

РОДИНА