Людвиг, царствовавший менее двух месяцев, впервые встретился со своим музыкальным кумиром 4 мая 1864 года. Вагнеру был 51 год, и он находился в отчаянном положении - несмотря на то, что был автором таких замечательных опер, как <Летучий голландец> и <Тангейзер>, - из-за своей бедности, не удавшегося брака и политической опалы в результате обвинений в республиканских настроениях. Юный монарх. которому еще не исполнилось 19 лет, пристрастился к музыке Вагнера, побывав за три года до этого на представлении <Лоэнгрина>, который потряс его до слез. Прочитав либретто незаконченного и еще не ставившегося вагнеровского цикла из четырех опер <Кольцо нибелунга>, Людвиг поклялся взять на себя роль венценосного покровителя, имеющего достаточно денег и власти, чтобы воплотить этот гигантский труд на сцене.
В восторге от встречи с королем, Вагнер писал другу, что Людвиг любит его <с пылом и нежностью первой любви; он все обо мне знает и понимает - понимает меня, как моя собственная душа>. Людвиг пообещал заплатить за все, что пришлось в прошлом выстрадать Вагнеру, устранить из его жизни все мелочные заботы, <чтобы Вы могли свободно расправить могучие крылья своего гения в чистом воздухе Вашего восхитительного искусства>.
Людвиг предоставил в распоряжение Вагнера загородную виллу и переехал в замок Берг, чтобы быть рядом с композитором. Когда они не проводили время вместе, планируя оперы, которые будут написаны и поставлены в ближайшие годы, они обменивались письмами, которые нельзя назвать иначе, как любовными - хотя никто никогда не подозревал Вагнера в том, что он разделяет скрытую гомосексуальность Людвига. <Нерасторжима связывающая нас нить, в моей душе пылает крепкая, вечная, священная и чарующая любовь к Вам>, - писал монарх. <Без Вас я более ничто>, - отвечал композитор. <О мой король, Вы - божество!> Вагнер не мог не знать, что у его царственного покровителя нет слуха; короля привлекал фантастический мир сюжетов.
Вагнер дирижировал оперой <Летучий голландец> в Мюнхене 4 декабря 1864 года; король сидел в королевской ложе, разделив с композитором его триумф. Премьера <Тристана и Изольды> в следующем году прошла с таким же успехом. Однако даже у влюбленных бывают размолвки: когда до Людвига дошло известие, что его кумир называет короля <мой мальчик>, он временно лишил Вагнера своего королевского общества. Гораздо серьезней был ропот недовольства в придворных кругах. Вначале негодование вызывала щедрость короля, тратившего на Вагнера государственные деньги, обеспечивавшие композитору экстравагантный образ жизни. Затем, в ноябре 1865 года, Вагнер опрометчиво раскритиковал правительство - непростительное оскорбление для щепетильных баварцев, считавших композитора из Саксонии иностранцем. Члены королевской семьи, объединившись, выступили 1 декабря с ультиматумом: Людвигу следовало сделать выбор между Вагнером и <любовью и уважением своего верного народа>. Король выбрал народ, и через 10 дней Вагнер уже ехал на поезде в Швейцарию - опальный композитор объявил, что едет поправлять здоровье. Идиллия короля и композитора продолжалась 18 месяцев.
Вагнер начал плодотворную жизнь в Швейцарии, а король продолжал издалека оказывать ему моральную и финансовую поддержку. Людвиг принял участие в строительстве великолепного театра в Байрейте для постановки опер Вагнера и присутствовал на первой полной постановке <Кольца нибелунга>. Это была их первая встреча за восемь лет. В финале четвертой оперы скрытного монарха убедили встать и выйти к барьеру королевской ложи, чтобы присоединиться к предназначенным Вагнеру овациям.
Узнав о смерти композитора в Венеции 13 февраля 1883 года, Людвиг заявил: <Тело Вагнера принадлежит мне> - и приказал перевезти его в Байрейт для захоронения. <Именно я первым признал художника, которого сегодня оплакивает весь мир, - объявил он, - и именно я спас его для мира>.
Помимо мании строительства, Людвиг начал проявлять и другие, еще более тревожные признаки неустойчивости рассудка. Моменты спокойствия сменялись приступами неконтролируемой ярости. Он приказывал пороть, пытать, сажать в тюрьму, высылать в Америку и даже обезглавливать не угодивших ему придворных, однако не выказывал ни удивления, ни недовольства, когда его приговоры не исполнялись. Людвиг располнел и стал небрежным в одежде. Пытаясь вернуть утраченную красоту, король требовал к себе парикмахеров завивать волосы. Никто не мог подойти к нему ближе чем на полметра или смотреть на подаваемые ему блюда. В его спальне был установлен подъемник для подачи еды, чтобы король мог никого не видеть. В конце концов он начал выкрикивать приказы из-за закрытых дверей и общаться с министрами, которых он называл сбродом, бродягами и отребьем, исключительно в письменном виде. Официальные документы оставались неподписанными или терялись. В один из моментов просветления король признался: <Я ни за что в мире не согласился бы быть министром в собственном кабинете>.