Великие Цезари

На Холме Садов (сейчас Пинчио) располагались парки и усадьбы богача Лукулла, прославившегося своими роскошными пирами, и историка Саллюстия, разбогатевшего на должности губернатора Нумидии. Это были огромные парки (особенно Саллюстиев, овальный, где протекал ручей) с дворцами, бассейнами, банями и т. д. Лукулл, интересовавшийся ботаникой и привозивший из разных частей света всякие растения и деревья, занимался тут и агрономическими опытами. Плиний сообщает, что во время войны с Митридатом он заинтересовался неизвестным ему деревом, черешней, и с тех пор эти вкусные ягоды стали выращивать в Европе. За Тибром были парки Цезаря и возлюбленной Катулла Клодии, которая устраивала здесь великосветские приемы на свежем воздухе.

Сады Цезаря, где он, кстати, принимал Клеопатру, занимали площадь около ста гектаров, и на их территории располагались портики, фонтаны, статуи, залы с мозаичными полами. Эти парки он завещал народу, и после сорок четвертого года до Р.Х. всякий волен был там гулять среди зелени и любоваться роскошью, но вся беда в том, что они находились далековато от Города, а общественного транспорта тогда еще не было. Поэтому Августу пришлось решать также проблему культуры и отдыха горожан поближе к центру Рима.

Да и в самом городе пришлось многое сделать. На Эсквилине издавна было место, где хоронили рабов и нищих, производили казни (казненных, кстати, не хоронили), вывозили мусор и старый хлам. Местечко было не только зловонным, но и страшным. Гораций в одной из своих сатир рисует жуткую картину: воронье, бродящие собаки, какие-то старухи, копавшиеся в костях, воры, опустившиеся бедняки, рабы, бросавшие в яму мертвые тела. Меценат посоветовал Августу ликвидировать зловонную помойку, и она была засыпана. На этом месте Меценат разбил парк, где, как мы уже упоминали, гуляли великие римские поэты, и, что удивительно, музы не избегали этого некогда мрачного места. Этот парк и все свое состояние Меценат завещал Августу. Надо сказать, что все сады и парки на окраинах Рима, принадлежавшие частным лицам, постепенно становились императорскими.

Марсово поле, где издревле занимались военными играми и упражнениями, спортом, проходили выборы в магистраты, производилась перепись населения и откуда уходили на войну легионы, стало, как мы помним, благодаря Агриппе, народным парком культуры и отдыха. Благоустроенное это место, площадью в двести пятьдесят гектаров, находившееся в нижней излучине Тибра, вызывало восхищение не только у римлян, но и у иностранцев и путешественников. Восторженную оценку этому дивному месту дал Страбон: «Здания, лежащие вокруг, вечнозеленый газон, венец холмов, спускающихся к самой реке, кажутся картиной, от которой нельзя оторвать глаз». Тут находились и торговые ряды, где, как мы узнаем из сочинений Сенеки, Горация и Марциала, продавалась дорогая мебель из драгоценных пород дерева, ювелирные изделия, хрустальная посуда, а возле храма Геракла и Муз торговали париками.

По замыслу Цезаря, Тибр следовало отвести к Ватиканским холмам, за счет чего увеличивалось Марсово поле, которое предполагалось застроить жилыми домами, но Август решил иначе, и оно стало местом прогулок и развлечений. К нему примыкали сады Агриппы, разбитые на месте Козьего болота, и в одном из портиков здесь демонстрировалась большая карта мира. И она играла также свою идеологическую роль. И весьма значительную. О географии римляне в своем большинстве имели смутное представление, и завоеванные римским оружием города и страны, пусть даже и очень отдаленные, в их сознании зачастую оказывались в опасной близости от Италии, и начинались паника и волнения, когда, например, германцы разгромили Вара и в других случаях, выше упомянутых. Теперь же можно было подойти к этой карте и убедиться, что до Парфии, к примеру, считавшейся самым опасным врагом, не один месяц пути. Кроме того, каждый мог при взгляде на эту карту зримо ощутить величие Рима, покорившего такое необъятно огромное пространство. Французский поэт XVI века Ж. Дю Белле в одном из своих сонетов, посвященных Древнему Риму, очень точно сказал, что в то время «Рим был весь мир, и целый мир был Рим» и «Рима план являл собою карту мира». И было всем теперь очевидно, что все дороги действительно ведут в Рим.