Великие заблуждения человечества. 100 непреложных истин, в которые верили все

Поначалу предполагалось уничтожить лидера фашистов в его ставке «Волчье логово» близ Винницы. Однако к моменту, когда акцию стало возможно осуществить, Гитлер перестал появляться под Винницей и перебрался в ставку «Волчье логово» близ восточнопрусского города Растенбург.

Но был еще один вариант. Советской разведке немалые услуги оказывали знаменитая немецкая актриса Ольга Константиновна Чехова и князь Януш Радзивилл, крупнейший польский магнат, парламентский деятель и друг Германа Геринга. Они имели непосредственный выход на Гитлера и могли оказать существенную помощь специально подготовленной боевой группе из четырех опытных разведчиков, внедренных в сферы близкие к немецкому руководству.

Как отмечал Павел Судоплатов, эта боевая группа вполне могла реализовать план, если бы было получено «высочайшее благословение». Однако его так и не дождались. Сталин опасался, что после смерти фюрера руководство Германии вступит в сепаратные переговоры с Западом. Вот так Сталин спас Гитлера.

По подсчетам историков, всего было 42 попытки покушения на Гитлера, каждая из которых могла окончиться его гибелью. Но не окончились. Любое из этих покушений, будь оно удачным, могло привести к изменению исторического процесса. Но не привело. Почему? Какие силы защищали самого кровавого тирана? Как случилось, что провидение так долго было на его стороне? Может быть, история – это царство абсурда и весь ее смысл в нагромождении случайностей? Вопросы, на которые дать ответ пока невозможно.

Так ли хорошо наше прошлое?

Ах, свобода.

Ах, свобода, у тебя своя природа,

У тебя такой капризный климат.

Ты наступишь, а тебя – не примут…

И. Бродский

Таково свойство человеческой психики – все, что было плохого в прошлом, прятать глубоко в подсознание. Потому и вспоминается только хорошее. Все помнят низкие цены, но не помнят пустые прилавки и многочасовые унизительные очереди. Все помнят, что можно было поехать отдыхать в любую точку Советского Союза, но не помнят о том, что поехать за границу было очень и очень нелегко. Все помнят веселые (благодаря принятым «дозам») первомайские демонстрации, но не помнят о бесконечных нудных комсомольских, профсоюзных и партийных собраниях. Получается как в анекдоте:

Идет старушка. В руках полные сумки с хлебом, солью, спичками, стиральным порошком.

– Бабушка! Зачем вам столько?

– Дык, сынок! Говорят, коммунисты к власти придут!

– А вы-то, вы-то сами за кого будете голосовать?

– Да за них, за касатиков…

Писатель Фазиль Искандер в беседе с обозревателем «Литературной газеты» Лидией Графовой рассуждает на эту тему: «…есть такой психологический эффект – он замечен и у нас, и на Западе: люди, слишком долго просидевшие в тюрьме, вдруг начинают страшиться свободы. Они нередко просятся назад в тюрьму. При всех страшных ограничениях тюрьма освобождает человека от труда выбора, от напряжения выбора, от ответственности выбора. В тюрьме все заранее решает начальство: завтрак такой-то, и никаким другим он не может быть, прогулка столько-то времени, никто тебе ее не удлинит и не уменьшит, если не провинился, отбой в такое-то время и так далее.

Постепенно происходит атрофия созидательной воли, тюрьма превращается в наиболее комфортабельное место, где сладко говорить и мечтать о свободе. Вспомним разговорчики (теплые! теплые!) в знаменитых российских кухнях.

И вот после долгого пребывания в большой зоне страны народ вдруг оказывается в условиях неорганизованной свободы, где многое, почти все надо решать самому, надо вертеться, действовать, соображать, рисковать. Раньше было страшно в кабинетах начальников, но эти кабинеты можно было обогнуть, если прямо не вызовут. Сейчас кабинеты перестали страшить, зато страшна стала улица, которую, если и обогнешь, попадешь на такую же страшную улицу. И народ во многом заболел свободофобией. Отсюда тоска по привычной зоне, где сосед не нервирует тем, что вдруг получит удесятеренную пайку, а вышки хоть и страшны, но всегда четко обозначены, и знаешь, что подходить к ним нельзя».

Впрочем, во все времена людям казалось, что они живут не в самое лучшее время – а вот раньше, не важно когда – до перестройки, до революции, до нашествия монголо-татар и т. д. – было лучше. У великого аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса по этому поводу есть такие строки: «Современный мир, как мне представляется, очень беспокоен, и в определенном смысле впечатление это совершенно естественно, ибо мы в нем живем. Одновременно историю мы воспринимаем по-иному, она для нас – картина, образ.

Все мы конечно же живем в переходную эпоху. И если я говорю о добром старом времени, о прекрасной эпохе, то я попросту сентиментален. Один французский аббат сказал: тот, кто не жил при старом режиме, не знает прелести жизни. Но ведь и тот, кто жил тогда, несомненно, этой прелести не ощущал. Все эпохи всегда переходные».