Работа организации основана по принципу фрэнчайзинга, подобно «Макдоналдсу». Входящие в ее состав филиалы должны выплачивать как минимум 24 процента от своих доходов в свою национальную организацию, которая, в свою очередь, вносит вклады в международную организацию, расположенную в Амстердаме. Таким образом, в 1998 году материальные средства гринписовцев по всему миру составили 117,8 миллиона долларов в активах, а международная группа имела в своих активах 31,9 миллиона долларов. В 1999 году отделение Гринписа в США получило доход в размере 35 миллионов долларов. Эти средства позволяют официальным представителям Гринписа путешествовать по всему миру первым классом.
Основная работа в Гринписе проводится добровольцами. Один из основателей Пол Вэтсон сказал: «Это имидж группы молодых сорвиголов, подвешивающих себя к трубе нефтеперегонного завода или встающих на пути гарпуна китобойца». «Этот имидж вызывает, – как сказал другой основатель организации Роджер Хантер, – религиозное рвение, а иногда и безжалостность, граничащую с жестокостью».
Добровольцев можно охарактеризовать как молодых людей без собственных финансовых забот, жаждущих приключений. Их «религия» и жестокость являются опасным сочетанием…
В настоящее время Гринпис стал более зловещим. Под руководством Мак-Таггарда он начал преследовать политические цели. Лоббировать интересы, порой от экологических проблем далекие, а иногда им и противоречащие. В недавних заявлениях о своих успехах Гринпис упоминает обман демократических процессов во всем мире. В 1998 году они праздновали то, что Организацию экономического сотрудничества и развития (ОСЭР) заставили отказаться от многостороннего соглашения об инвестициях.
Гринпис действует вне рамок национального и международного законодательства, в частности используя для этого Интернет. К ответственности по местным законам могут быть привлечены только отдельные «пойманные за руку» лица, да и то, как правило, случайно, в то время как политику Гринписа определяет небольшая группа фанатиков со всего мира, которые ни перед кем не отвечают.
Табу
Некоторые думают, что запреты – табу – присущи лишь диким народам, и особенно африканским, тогда как европейские народы никаких табу не имели и не имеют. Это будто бы свидетельствует о превосходстве белых людей. На самом же деле подобные рассуждения неграмотны. Табу были и у европейских народов, причем не в такой уж седой древности, а совсем недавно.
Этимология (наука о происхождении слов) индоевропейских слов показывает, что было время, когда наши предки подчинялись законам табу ничуть не менее раболепно, чем нынешние племена, живущие в джунглях Амазонки или Папуа – Новой Гвинеи. В частности, у древних славян табу было произнесение имени их страшного лесного врага, которого мы называем медведем. Его древнее имя «орктос» (отсюда и Арктика, «медвежья страна») было подвергнуто запрещению. О том, почему это произошло, рассказывает Лев Успенский:
«Медведь был самым грозным противником человека в лесистой полосе Европы. Его опасались больше, чем любого другого зверя, а древним людям представлялось, что имя любого существа связано с ним самим таинственной и чудесной связью. Имя – не одежда, которую можно накинуть и снова снять. Имя – часть человека, зверя, предмета; притом, может быть, самая важная часть.
Следы этого взгляда на вещи дожили до нас. Есть русская поговорка: «Про серого (т. е. волка) речь, а серый – навстречь!», есть ее французский двойник: «Кто помянет волка, увидит его хвост». Смысл обеих: не называй, не произноси всуе имени опасного существа – ты призовешь его самого.
Этого мало: обратное может произойти, если ты будешь выкликать, поминать в разговоре слово, называющее других зверей не опасных, а нужных – возможную добычу… Услышав свои имена, они почуют беду – и поминай как звали!
Как же быть? Очень просто: надо для замены действительных, настоящих имен создать другие, условные, и называть кого нужно не называя. Древним людям эта выдумка представлялась, вероятно, верхом хитроумия: страшное имя «орктос» они заменили очень удачным псевдонимом медоед – мед-у-едь, медведь. Его можно было произносить и старым и малым: оно ведь не было настоящим медвежьим именем, никакой силой не обладало и опасности за собой повлечь не могло».
Впрочем, через несколько поколений наши предки забыли, что когда-то зверь назывался «орктос». А его некогда новое имя – «медведь» – стало для них единственным известным и, следовательно, снова опасным. И его опять понадобилось менять. А потому и в наши дни многие охотники, выходя с медведем один на один, предпочитают называть его либо «хозяином», либо «зверем», либо «лесным». Это же правило – не называть медведя по его имени – нашло свое отражение и в русских сказках: «Косолапый», «Топтыгин», «Михайло Потапыч» и др.
Табу на произношение настоящего имени было распространено не только по отношению к медведю. Были свои имена-заменители у волка – «серый», «бирюк».