Однако, несмотря ни на что, дела у нового дожа поначалу складывались удачно. Венеция процветала, и ее благополучию не угрожали ни новые войны, ни эпидемии. Повезло Фальеру и в личной жизни. Он сумел жениться на молоденькой и весьма привлекательной дочери своего старинного приятеля. Может, раньше сей чванливый патриций и отказал бы ему в сватовстве, но теперь Марино – дож, а дожам не отказывают.
Вот только у прелестной Анджолины еще с девических времен оставалось множество пылких поклонников. Ну да это не беда, уговаривал себя старик муж. Пусть все видят, какую красавицу ему удалось заполучить, и завидуют! К тому же и сам он совсем не чувствует себя стариком. Мужская сила не покинула его, как не оставила и сила физическая. Он и теперь способен одним ударом перерубить железную цепь, как в молодости.
Стараясь угодить своей жене-догарессе, Марино часто организовывал великолепные праздники, столь любимые венецианцами. Весной 1355 года он устроил в собственном палаццо блестящий маскарад, собрав сливки венецианской аристократии. Старику так хотелось погордиться прелестной молодой женой. И надо же было случиться, что на этот праздник пробрался ее прежний поклонник – юный красавчик Микеле Стено, который, не особенно церемонясь, у всех на глазах крепко поцеловал трепещущую деву в алом маскарадном костюме. Присутствующие ахнули. Все отлично знали: под маской Алой девы скрывается догаресса. Знал об этом и Фальер и потому недолго думая приказал слугам вытолкать безобразника взашей. Юноша оскорбился: поцелуи на маскараде были обычным делом того времени. За что же старик Фальер выгонял благородного юношу из богатой, уважаемой семьи? Да к тому же делал это прилюдно, сознательно унижая Стено в глазах всех венецианских патрициев, а главное – прелестной Анджолины!
Словом, оскорбленный юноша решил отомстить. Он пробрался во Дворец дожей и на спинке дубового кресла правителя в зале Совета десяти вырезал ножом оскорбительную надпись: «Фальер содержит красавицу жену, а пользуются ею другие». Надпись, конечно, прочли, автора сыскали и по требованию взбешенного дожа бросили в одну из камер «Пьомбо». Состоялся суд, но вердикт был странно легок: всего лишь год изгнания из Венеции. Впрочем, что тут странного? Венеция известна своими распущенными нравами. Странным стало другое: члены Совета десяти начали ухмыляться за спиной дожа: «А может, надпись не лжет? Не станет же юная красотка хранить верность мужу-старику?»
От таких насмешек у Фальера чуть рассудок не помутился. Что с того, что его жена любит повеселиться, все равно она – честная женщина. А вот члены Совета оказались презренными людьми и нанесли ему страшное оскорбление. Такого нельзя прощать! Как нельзя прощать разнузданные нравы, царящие в городе, между прочим, с попустительства властей. Да и вообще, разве это власти?! Вся сила их рассредоточена по разным советам. Это же куча бесполезного народа. Нет, Венеции нужен единоличный правитель! И им должен стать он сам – умный, храбрый и благородный Марино Фальер.
Дож решился на заговор. Привлек на свою сторону служителей Арсенала во главе со старым другом Бертуччио и личную охрану. Оказалось, даже среди самых знатных патрициев нашлась сотня недовольных нынешними порядками. Был разработан простой план. 15 апреля 1355 года, когда члены Совета десяти и Большого совета соберутся на общее заседание, звонарь колокольни Сан-Марко, тоже вовлеченный в заговор, ударит в колокол, а Бертуччио с охраной накрепко закроют непробиваемые двери дворца. И никто не сможет прийти на помощь представителям старой власти, когда их схватят и бросят в «Пьомбо». Ну а затем народу объявят о начале единоличного правления дожа Марино Фальера.
Однако заговор не удался. Бертуччио, не думая ни о чем плохом, предупредил своего приятеля, чтобы тот 15 апреля не приходил во Дворец дожей. Приятель заподозрил неладное и известил Совет десяти. Вот так и вышло, что в «Пьомбо» оказался сам Фальер и десять его самых активных сторонников. Интересно, вспоминал ли старый дож, как всего несколько месяцев назад случайно оказался заперт тяжелой свинцовой дверью тюрьмы?
17 апреля ему вынесли смертный приговор, а 18-го отрубили голову на том самом Проклятом месте, где по роковому стечению обстоятельств его высадила гондола при Первом Входе в город. Выходит, он так и не сумел прочесть тайные знаки, которые подавала ему судьба. Память о мятежном доже постарались стереть. Его патрицианский щит разбили в щепки, герб вычеркнули из Венецианского списка. Его имя, как и его изображение, должно было кануть в Лету.