Зоя Богуславская — это отдельная планета. Она идет по своей орбите, и — как я убедилась на собственном опыте — сбить ее с этого пути или повлиять на него невозможно. Но можно попасть в зону ее притяжения, откуда уже нет пути назад. В зону невероятного человеческого обаяния, интеллектуального воздействия и женского шарма. Она вовлечена во все события культурной жизни, читает все новинки, смотрит все премьеры, не боится публично высказываться по самым спорным поводам. Ее друг, актер Олег Меншиков, сказал как-то, что высказывание «мы ленивы и нелюбопытны» меньше всего имеет отношение к Зое Богуславской. С ней общаться совсем нелегко, но очень интересно. И это, как говорится, многое объясняет. И прощает. Писатель, драматург, переводчик, создатель и художественный руководитель независимой литературной премии «Триумф»… Все это Зоя Богуславская.
Зоя и Андрей встретились, когда она уже была взрослой женщиной: самостоятельной, независимой, привлекательной и успешной. Замужней. Было имя в литературе, выходили книги, и даже имелась научная степень. Не сомневаюсь, что Зоя и тогда уже представляла собой сильную личность с весьма непростым характером (как известно, с годами особенности нашего нрава только крепнут). Это Андрей завоевывал Зою, это он добивался ее: добивался страстно (как все, что делал), упорно, категорично. Он — которого обожали, боготворили, почитали и носили на руках…
Она любила его всю жизнь, отмеренную ему судьбой. Ни разу не предала и никогда не покинула.
Вознесенский — великий или талантливый, «мой» или «не мой», et cetera — но имя его вошло в мировую энциклопедию литературы и принадлежит теперь истории. Вознесенского даже сдают на вступительных экзаменах в вузах. И правильно. И пусть. Для меня интереснее «феномен Зои». Мне очень важно понять, почему он выбрал именно ее, и что в ней есть такого, что позволило прожить почти полвека с человеком, который нарасхват, — прожить в полную силу, с удовольствием, щедро отдавая себя, и не превратить эту самую жизнь ни в испытание, ни в жертвоприношение…
Я попросила Зою Борисовну Богуславскую дать мне интервью. Она отказалась. Очень вежливо объяснила, что в последнее время избегает встреч с журналистами: уже все сказано и написано. Тогда я стала ее убеждать, уговаривать и даже жалобно просить. Последнее подействовало: дело в том, что Зоя Борисовна (и об этом говорят все ее знакомые) не умеет отказать, если ее сильно просят. Она вообще из тех, кто кидается спасать, едва заслышав крик о помощи. Или если видит несправедливость. Ее сын, Леонид, считает, что мать обладает врожденной, генетической потребностью помогать не только близким, но и совсем чужим людям. Сразу же хочу рассказать историю. Когда-то Зоя Богуславская работала в 6-м «легендарном» объединении «Мосфильма», во главе которого стояли Алов и Наумов. Зоя там, кстати, была единственным женским персонажем. Именно в этом объединении Андрей Тарковский снимал своего «Андрея Рублева», в который еще на стадии сценария ответственные партийные работники «от кино» постоянно требовали вносить правки и исправления. Этому издевательству не было конца… На одном из заседаний доведенный до отчаяния Тарковский сказал: «Больше я править ничего не буду. И работать больше не буду!» На его лбу выступил пот, было понятно, что он на грани срыва. Тогда Зоя попросила слово. «Может быть, вы примите этот сценарий сегодня в литературном виде? А необходимые исправления Андрей внесет уже в режиссерский сценарий?» Это решило судьбу фильма. Он был запущен, снят и стал шедевром. Зою никто не тянул за язык, но она не могла не откликнуться на крик отчаяния.
Мой крик тоже был услышан. Интервью состоялось.
Зое Богуславской пять лет. С мамой Эммой Иосифовной
После Великой Октябрьской социалистической революции прошло не так уж много времени — чуть больше десяти лет, — когда я появилась на свет. Господи, самой не верится, что я живу уже так давно! Мои родители приняли революцию с восторгом, ведь она давала им — простым людям — невероятные возможности осуществить все свои мечты и планы. Они работали, работали и работали, а также любили друг друга и меня — свое единственное чадо. Так что первая половина моей жизни и особенно детство, была ничем не омрачена. Отец в очень молодые годы получил пост главного инженера завода Орджоникидзе. Мама окончила медицинский институт в Харькове. Там они и познакомились, еще будучи студентами. Маму сразу послали «на тиф»: началась эпидемия тифа, и молодых врачей в приказном порядке отправляли в наиболее пострадавшие регионы.
Что я еще помню? Помню, что я говорила по-русски с небольшим акцентом, что мне мешало в школе. Это получилось оттого, что мы какое-то время жили в Германии, отца послали туда повышать квалификацию. Тогда в стране было какое-то дикое стремление овладевать знаниями. Молодые советские люди хотели быть не хуже других. Да и Ленин опять же велел: «Учиться, учиться и учиться!» Вот отец и укатил в Германию учиться, прихватив меня и маму — незадолго до того, как там фашисты пришли к власти.