Трагедия 14 декабря 1825 года не враз отозвалась в умах и поступках людей. Подавив оппозицию, стремившуюся к реформам, Николай I сам быстро понял их необходимость. Вот почему первые его шаги на государственном поприще разумны и прогрессивны по сравнению с последними годами Александра. Припомним: увольнение «притеснителя всей России» Аракчеева; создание Комитета 6 декабря 1826 года «для пересмотра государственного управления» и подготовки мер постепенной отмены крепостного права; отмена жестокого, как говорили, «чугунного», цензурного устава, выработанного еще при Александре I, и создание нового, либерального. Все эти действия могли посеять надежды во многих острых умах. Не случайно возвращенный из ссылки Пушкин уповает на поступки нового императора и сравнивает его с царем-реформатором Петром I:
В эти годы Карл Росси еще в чести и замыслы его соответствуют правительственным устремлениям.
Проходит время, а задуманные реформы не находят воплощения. Радужные надежды рассеиваются, и Николай I не обретает той признательности общества, которой пользовался его старший брат в первые годы своего царствования. «Победитель» 14 декабря для думающей части населения все яснее предстает силой карательной.
Страх перед революционными грозами 1830–1831 годов во Франции и Польше вынудил правительственный корабль отвернуть вправо. Причем столь круто, что в 1839 году цензор А. Никитенко с горечью записал в своем дневнике: «России необходим еще новый Петр Великий. Первый Петр Великий ее построил, второму надлежало бы ее устроить. Теперь в ней всё в хаосе. Кто выведет ее из этого хаоса? Где могущественный, светлый ум, который разделил бы стихии и связал их в гармоническое целое?»
Курс государственного корабля, определяемый триадой «самодержавие, православие, народность», не вызвал сочувствия лучших людей общества. Его не одобряли те, кто хотел видеть развитие России по образцу Западной Европы. Не принимали его и те, кого историк Тимофей Грановский в своем письме 1838 года впервые назвал «славянофилами». Последние считали современный им строй извращенным по причине насаждаемой бюрократии в церковной и государственной жизни. Однако «корабль», не считаясь с мнением многочисленных «пассажиров», продолжал двигаться в заданном направлении.
В 1840 году Министерство государственных имуществ поручило К. Тону, ревностному приверженцу «русско-византийского стиля», составить атлас «образцовых» проектов крестьянских построек. Архитектуре следовало говорить с современниками языком, «издавна русскому народу знакомым и слившимся со всеми его стихиями». По сей причине в 1841 году принят закон, который указывал, что «могут с пользой принимаемы быть в соображении чертежи, составленные на построение православных церквей профессором Тоном». В такое время, в таких условиях классицизм Росси, стиль, утвержденный некогда в свободомыслящей Франции, был абсолютно не нужен.
Для Карла Росси отставка от должности не есть отторжение от дела. Он из той породы людей, что не мыслят себя без любимой работы. Потеря ее есть потеря смысла жизни. Делом такие люди держатся, делом живут до последних дней своих. Вот почему, чуть-чуть укрепив здоровье, Росси вновь начинает заниматься любезной сердцу архитектурой — рисует, чертит, проектирует.
В 1834 году предлагает окончательный вариант Михайловской улицы, по которому ведет застройку П. Жако. В 1836-м — переделывает левый корпус Театральной улицы, приспосабливая его для нужд балетного училища. В 1838 году рисует вариант новой площади перед Инженерным замком, но, увы, согласия на строительство не получает.
В том же 1838 году по просьбе графини А. Орловой-Чесменской и архимандрита Фотия создает проект колокольни для одной из старейших российских обителей — Юрьева монастыря в Новгороде Великом. Но даже за 185 верст от столицы зодчий все же под пристальным вниманием императора. Узнав о проекте, Николай I велит «укоротить» колокольню: строить ее двухъярусной, а не трех-, как замыслил Росси. Новая звонница не должна превышать Ивана Великого в Московском Кремле.