Война началась и, подчеркивает историк, момент для своей агрессии шведы выбрали как нельзя удобный: как раз накануне, в 1255 году, произошел острый конфликт между новгородским боярством и Александром Невским. Дело было в том, что, если после неудачной попытки антиордынского мятежа в 1252 году один брат Александра — Андрей — бежал за границу, то другой брат, Ярослав Ярославич Тверской, тоже участвовавший в мятеже, не ушел «за море», а бежал в Ладогу и продолжил борьбу — уже с самим Александром. В частности, свидетельствуют исследователи, Ярослав Ярославич «без особых усилий восстановил против Александра Невского ту самую знатную верхушку боярства Новгорода и Пскова, которая и раньше с трудом ладила с требовательным и властным князем»[398]
. В 1255 году, сообщает летописец, новгородцы «указали путь», то есть выгнали Василия Александровича[399], юного сына Александра Невского, которого отец, уезжая во Владимир, оставил князем-посадником в Новгороде Великом. На место Василия строптивые новгородские бояре сразу пригласили княжить самого Ярослава Ярославича.Очень возможно, полагает английский историк Дж. Феннел, главной потаенной причиной этого изгнания Василия было не что иное, как существование в Новгороде оппозиции антизападной политике, проводимой князем Александром уже с самых первых лет правления[400]
и которая была явно невыгодна некоторым боярам-олигархам. А потому вполне резонно, что, получив тревожные вести об изгнании сына, Невский решил двинуться на изменников с оружием в руках. Он занял новгородский пригород Торжок, а затем пошел и на сам Новгород. Между тем в самом городе вспыхнуло восстание. «Меньшие люди» (чернь) и рядовые горожане поднялись против засилья бояр и богатого купечества. В этой сложнейшей обстановке, не желая проливать кровь ближних, Александр Невский вступил с новгородцами в переговоры. В результате заключенного тогда соглашения неугодный князю новгородский посадник Онания был смещен, его заменил Михалко Степанович[401], а на княжеский «стол» Новгорода возвратился Василий Александрович. Но главное, подчеркивает историк, что тогда же князь Александр добился от новгородцев и признания государственного суверенитета владимирского князя. Отныне тот, кто садился на Владимирский великокняжеский престол и утверждался на нем ханом Золотой Орды, становился одновременно и князем Новгорода[402]. Фактически это был прямой шаг к упрочнению власти Владимиро-суздальских князей во всей Северной Руси, а значит, к возрождению древнего русского единодержавия. Да, дело «собирания русских земель», которое так настойчиво продолжил впоследствии Иван Калита и другие московские государи XIV–XV веках, в муках и борении зачиналось уже тогда, при Великом князе Александре…Но вернемся в XIII век. Собственно, только уладив тяжелый феодальный спор с братом Ярославом и новгородским боярством, Александр Невский и смог сосредоточить силы на решении вопроса об отпоре агрессии со стороны Швеции. Вместе с «низовскими» владимиро-суздальскими полками он немедленно рванулся к Новгороду, ибо, пишет исследователь, «постройка войском шведов крепости на русском берегу Наровы сама по себе уже была агрессивным актом против Новгорода»[403]
.Узнав об этом, захватчики не стали вновь, как в 1240–1241 годах, испытывать судьбу. Только лишь проведав о приближении знаменитого русского князя-воителя, отмечает летописец, шведы «окаянные, побегоша за море»[404]
, бросив недостроенную крепость. Сыграло здесь, видимо, свою роль, по мнению исследователя, и приближение зимы: «рисковать после Невской битвы шведы не хотели. Вместе с ними бежал и Дитрих фон Кивель — оставаться в своих владениях, примыкавших к новгородским землям, он побоялся. Когда Великий князь Александр Невский с «низовскими полками прибыл в Новгород, захватчиков на русской земле уже не было. Казалось бы, дальнейший поход не нужен. Но князь думал иначе. В глубокой тайне он готовил поход в Центральную Финляндию, недавно захваченную шведами…»[405]