Великий бог Пан

Вызванный доктор заявил, что жизнь лорда угасала свыше четырех часов. Все документы, письма и прочие бумаги, кажется, сохранялись в полном порядке, и не было найдено ничего, что бы даже самым косвенным образом указывало на какой-нибудь большой или маленький разлад в судьбе Арджентина. На этом инцидент завершился, больше ничего не могло быть выяснено. Несколько человек присутствовало на последней вечеринке, устроенной лордом Арджентином, и, согласно всем им, лорд пребывал в своем обычном веселом настроении. Слуга, правда, сказал, что, по его мнению, хозяин казался немного возбужденным, когда они возвращались домой от дамы, но признался, что изменение в поведении лорда было очень незначительным, едва заметным. Казалось, не было никакой надежды отыскать какой-либо ключ к разгадке, и предположение, что лорд Арджентин подвергся острой мании самоубийства, было в целом принято.

Однако это объяснение нарушилось, когда в течение трех недель еще трое джентльменов, один из них знатный дворянин, а двое других - люди хорошего положения в обществе и с хорошим достатком, трагически погибли в почти такой же манере. Лорд Суонлей был найден одним утром в туалетной комнате висящим на прибитой к стене вешалке, а мистер Колльер-Стюарт и мистер Херрис выбрали такой же способ смерти, как и лорд Арджентин. Во всех случаях не было никаких версий, лишь несколько куцых фактов: еще вечером человек был жив, а утром его находят с почерневшим раздутым лицом. Полиция была вынуждена признать свое бессилие в попытках раскрыть или хотя бы понять гнусные убийства в УайтчепелеY . Но ужасные события на Пиккадилли и в Мэйфэйре совершенно ошеломили их, так как дикая жестокость, с помощью которой еще можно было бы объяснить преступления в Ист-Энде, не годилась в качестве мотива для случаев в Вест-Энде. Каждый их этих людей, кто решился умереть столь мучительной и отвратительной смертью, был богат, процветал и, судя по всему, любил жизнь. И никакое, даже самое тщательное расследование не могло выявить какой-нибудь намек на скрытый повод в каждой из этих трагедий. В воздухе витал некий ужас, и когда люди встречались, один всматривался в лицо другого и задавался вопросом, не станет ли тот пятой жертвой жуткой цепи событий. Журналисты тщетно пытались отыскать материалы, из которых можно было бы состряпать статью по этим инцидентам. Во многих домах утренние газеты раскрывались с чувством трепета, никто не знал, когда или где произойдет несчастье.

Спустя некоторое время после последнего из этих ужасных событий Остин пришел к мистеру Вилльерсу. Он хотел узнать, не добился ли Вилльерс успеха в обнаружении каких-либо новых следов миссис Герберт, либо через Кларка, либо из других источников. Вскоре после прихода он задал этот вопрос.

"Нет, - ответил Вилльерс, - я писал Кларку, но он по-прежнему упрямится. Я испробовал другие пути, но безрезультатно. Я не смог выяснить, что произошло с Элен Вогэн после того, как она покинула Пол-стрит, но, думаю, что она должна была уехать за границу. Сказать по правде, Остин, несколько последних недель я не уделял много времени этому вопросу. Я близко знал бедного Херриса, его ужасная смерть стала для меня большим потрясением."

"Я очень хорошо понимаю вас, - серьезно сказал Остин. - Вы знаете, Арджентин был моим другом. Если память мне не изменяет, мы говорили о нем как раз в тот день, когда вы зашли ко мне домой".

"Да, это было в связи с домом на Эшли-стрит, принадлежащим миссис Бомон. Вы что-то сказали насчет того, что Арджентин обедал там".

"Верно. Конечно, вы знаете, что именно там Арджентин обедал накануне... накануне своей смерти".

"Нет, об этом я не слышал".

"Ах, да, ее имя не упоминалось в газетах, дабы избавить миссис Бомон от шумихи. Арджентин пользовался у нее большим расположением, и, говорят, некоторое время после его кончины она была в ужасном состоянии".

Любопытство пробежало по лицу Вилльерса; казалось, он пребывает в нерешительности, сказать или нет. Остин снова заговорил:

"Я никогда не испытывал такого жуткого ощущения, как в момент чтения отчета о смерти Арджентина. Я не понимал этого в то время, не понимаю и сейчас. Я хорошо знал его, и то, что могло толкнуть его - или других, упомянутых в связи с этими событиями, - решиться умереть столь чудовищным способом, лежит полностью вне моего понимания. Вы знаете, как люди в Лондоне сплетничают друг о друге, вы можете быть уверены, что любой потаенный скандал или спрятанный скелет будет вытащен на свет в таком случае, как этот. Но ничего подобного не произошло. Что же касается предположения насчет мании, конечно, оно удобно для коронера и присяжных, но все знают, что это полная чушь. Мания самоубийства - не оспа".