Великий Черчилль

У Черчилля, по-видимому, не было ничего подобного. Службы Блентчли Паркс наверняка слушали не только германские, но и советские радиосообщения, однако завести средства агентурной разведки в государстве вроде Советского Союза – дело трудное, если не невозможное.

Принимали английскую делегацию в Москве исключительно радушно, по заведенному со времени предыдущей встречи образцу Черчилля встречал Молотов. Черчиллю и Идену предоставили отдельные коттеджи. Первая встреча состоялась в 10 вечера, и присутствовали на ней только шесть человек: Сталин, Черчилль, Молотов, Иден, британский переводчик майор Бирс и советский переводчик В.Н. Павлов. Черчилль высоко его ценил и говорил, что с англичанами он разговаривает, как англичанин, а с американцами – как американец. Он и по-немецки говорил так, что, по слухам, в 1940 г., на переговорах с Молотовым, Гитлер спросил его: «Вы немец?»

(Иногда утверждают, что этот вопрос Гитлер адресовал Бережкову, но Бережков был переводчиком Деканозова, а не Молотова. Молотову же беседу с Гитлером переводил именно В.Н.Павлов.)

Стороны согласились пригласить на встречу представителей польского «лондонского» правительства, и Черчилль немедленно вызвал их в Москву телеграммой.

Обнаружив, что Сталин согласен наконец с ними поговорить (он отказывался иметь с ними дело, предпочитая признавать в качестве «польского правительства» не их, а так называемый «Люблинский Комитет», сформированный в Советском Союзе), Черчилль предложил ему на рассмотрение тут же нарисованную им на бумаге таблицу распределения влияния:

1. Румыния: русское влияние 90 %, все остальные – 10 %.

2. Греция: англичане/американцы – 90 %, СССР – 10 %.

3. Югославия: англичане/американцы – 50 %, СССР – 50 %.

4. Венгрия: англичане/американцы – 50 %, СССР – 50 %.

5. Болгария: англичане/американцы – 25 %, СССР – 75 %.

Сталин поглядел на лежащую перед ним записку Черчилля и немедленно, не раздумывая, пометил ее синим карандашом, выражая согласие.

Черчилль спросил: «Не выглядит ли слишком циничным то, что мы решаем вопросы, от которых зависят судьбы миллионов людей, в такой легкой манере? Не лучше ли сжечь эту бумагу?»

«Нет, – ответил Сталин. – Сохраните ее».

Черчилль заключенному столь быстро «процентному» соглашению был очень рад. Но история эта интересна не только сама по себе. С ней связанo и некоe дополнительнoе обстоятельствo.

Черчилль не вставил в свою «таблицу» Польшу.

IX

Про людей известных и популярных всегда рассказывают всякого рода занятные истории, а уж про известных и популярных генералов – тем более. Про Монтгомери, выслужившегося из рядов, рассказывали такую историю: когда он в чине майора заведовал физической подготовкой своей части, его вызвал к себе командир полка и сказал, что ожидается товарищеский матч по футболу с соседней частью и что его надо выиграть.

«Слушаюсь, сэр!»– браво ответил майор Монтгомери.

«Но имейте в виду, майор, – продолжил командир, – соседей обижать не надо, так что счет должен быть не слишком крупный, щадящий их самолюбие».

«Слушаюсь, сэр!»– по-прежнему браво ответил Монтгомери.

«Вы свободны, майор, – сказал командир полка и, глядя уже в спину выходящему в дверь Монтгомери, добавил: – Но все-таки – сделайте так, чтобы я был уверен в победе».

Матч состоялся в намеченный для него день, и на перерыв команда Монтгомери ушла со счетом 12:0. Командиру полка, взбешенному тем, что теперь уж отношения с соседями испорчены навек, верный долгу майор Монтгомери, вызванный им на ковер, в ответ на упреки покаянно ответил:

«Но, сэр, вы же сами просили сделать так, чтобы мы были полностью уверены в победе?»

Для того, чтобы иметь успех, анекдот должен соприкасаться с действительностью. B данном случае он соприкасался с ней весьма тесно: генерал Монтгомери, во-первых, очень основательно готовился к встречам с противником, во-вторых, слушался приказов только в той мере, в которой они не мешали ему достигать гарантированной победы с огромным счетом, в-третьих, вопросы такта, этикета и даже простой вежливости его пoниманию были, пожалуй, недоступны.

После Эль-Аламейна он попал в категорию национальных героев, следовательно, стал практически несменяем. Соответственно, теперь он уже открыто презирал своих начальников – которые, все как один, платили ему неприязнью, начисто не признавал людей, равных ему по положению, но сражения свои готовил долго, методично и чрезвычайно внимательно.