Великий де Голль. «Франция – это я!»

Как только Сустель узнал о мятеже, он действительно попытался отправиться в Алжир. Но оказалось, что правительство отдало распоряжение о прекращении всей почтовой, телеграфной и телефонной связи с Алжиром и запретило самолетам и судам покидать французские аэродромы и порты. Так что бывшему генерал-губернатору пришлось пока остаться в Париже.

В Алжире глубокой ночью узнали, что Национальное собрание проголосовало за утверждение правительства Пфлимлена. Члены комитета пребывали в замешательстве. Лишь Леон Дельбек упорно доказывал, что есть лишь один выход: обратиться с призывом к генералу де Голлю. Сначала его и слушать не хотели. Но время шло. Нужно было принимать какое-то решение. В результате поступили именно так, как он советовал. Первым на его сторону встал генерал Массю, а затем остальные. На рассвете мятежники выпустили первое коммюнике: «Комитет умоляет генерала де Голля прервать свое молчание и создать правительство общественного спасения, единственно способное сохранить Алжир» {408}.

Под утро наконец удалось уговорить действовать генерала Салана. От его имени была послана телеграмма в адрес президента республики: «Перед лицом серьезных волнений, которые угрожают национальному единству в Алжире, военные власти считают настоятельной необходимостью обратиться к национальному арбитру, чтобы сформировать правительство общественного спасения» {409}. Дельбек изо всех сил пытался убедить Салана заменить слова «национальный арбитр» именем де Голля, но тот наотрез отказался. Вообще Дельбеку было тяжело противостоять остальным членам комитета. Не рассчитывая на свои силы, он надеялся, что Сустель явится в Алжир и сможет окончательно склонить генералов и «ультра» на сторону де Голля. Того же мнения придерживались и остальные голлисты.

Утром 14 мая почти все лидеры «социальных республиканцев» – Фрей, Мишле, Терренуар, Трибуле – собрались у Сустеля. По словам Луи Терренуара, «все понимали, что Дельбек не может оставаться один в Алжире, где ему и так было уже очень трудно противостоять активистам. Все также полагали, что рядом с Саланом, который не знал, какое решение принять, должен находиться опытный советник» {410}. Ни у кого не вызывало сомнения, что среди голлистов самым «опытным советником» мог быть только бывший министр-резидент Жак Сустель. Но добраться до Алжира оказалось делом очень непростым, так как за Сустелем по указанию правительства постоянно следили полицейские. Кабинет Пфлимлена не принимал никаких мер для подавления алжирского мятежа, а напротив, стремился сохранить контакт с командованием армии. Правительственное коммюнике, выпущенное 14 мая, поручало «главнокомандующему алжирских войск поддерживать порядок и обеспечивать охрану граждан» {411}. Премьер-министр лично связался по телефону с Саланом и просил его о том, чтобы он убедил членов комитета признать его правительство единственно законным {412}. Салан ничего не обещал. Он до сих пор был в нерешительности и не знал, на чью сторону встать. В тот же день в Алжире состоялась пресс-конференция, на которой Дельбек все время повторял: «Комитет общественного спасения не признает созданное в Париже правительство и выступает за передачу власти де Голлю» {413}.

На следующий день устами Дельбека заговорил генерал Салан. 15 мая он в окружении представителей комитета произнес с балкона «ЖЖ» краткую речь перед собравшейся толпой. Он заявил о солидарности с мятежниками. Конец своего выступления Салан так описан впоследствии в мемуарах: «Я воскликнул «Да здравствует французский Алжир!». В этот момент я слегка нагнулся вправо, и Леон Дельбек шепнул мне на ухо: «Мой генерал, скажите «Да здравствует де Голль!». Это длилось не более двух секунд. Встав прямо напротив микрофона, я крикнул: «Да здравствует генерал де Голль!» Толпа ответила мне долгим ликованием» {414}. Волей-неволей, но все-таки решающие слова были произнесены.

Вскоре об этом узнали в Париже. Разъяренный Пфлимлен позвонил в Алжир и спросил Салана, почему он произнес имя де Голля. Генерал ему ответил: «Я воскликнул «Да здравствует де Голль», потому что все население Алжира убеждено так же, как и я сам, что в настоящий момент лишь он может в качестве главы правительства вернуть Франции веру в свою судьбу великой нации, защитить общественные институты и сохранить французский Алжир» {415}.

А де Голль в Коломбэ только и ждал подходящего момента, чтобы вступить в игру. Генерал решил, что 15 мая, после призыва к нему главнокомандующего французскими войсками в Алжире, он как раз настал {416}. Двенадцать долгих лет де Голль ждал своего часа и больше церемониться с Четвертой республикой не собирался. Он еще в юности запомнил двустишие Сюлли-Прюдома [42]: