Великий де Голль. «Франция – это я!»

Первое впечатление президента Франции о Хрущеве сложилось таким: «У него был вид добряка. Он приехал с женой, сыном, дочерьми и зятем. Где бы Хрущев ни появлялся, он производил впечатление пылкого и живого человека, несмотря на свою дородность. Он смеялся и проявлял сердечность» {481}. Переговоры де Голля и Хрущева велись в Париже и в пригородной резиденции Рамбуйе. Лидеры двух стран встречались и беседовали пять раз {482}. Они обсуждали советско-французские отношения, германскую проблему и вопросы европейского и всеобщего разоружения.

Беседы глав государств проходили в спокойной дружественной обстановке. Президент Франции во время первой же встречи отметил: «Нам предстоит переговорить о многих вещах… Мне хорошо известна ваша позиция по международным вопросам. Вы хотите добиться мира и прежде всего разрядки в международных отношениях между двумя лагерями, которые фактически есть.

Франция не хотела бы существования лагерей, но она не та, какой была в прошлом. Ее роль в международном плане уменьшилась. Россия тоже не та. Ее значение возросло, она стала сильнее. Однако наши страны находятся на одном континенте, и дистанция между ними с развитием техники все время сокращается. В связи с этим мы не можем не быть настороже. Поэтому мы и состоим в лагере, который называется западным…

Достижение согласия между нашими странами было бы тем более легким делом, поэтому что между нашими государствами нет никаких территориальных споров…» {483}

Хрущев, со своей стороны, подчеркнул: «Что касается отношений между Францией и Советским Союзом, то я с вами полностью согласен, что между нами нет существенных разногласий…

Нам понятны ваши устремления как президента Франции и генерала. Они нисколько не противоречат нашим интересам. Наши пути, я бы сказал, наши шаги нигде не скрещиваются.

Политика возвеличивания Франции не только не противоречит нашим интересам, я даже сказал бы больше, она импонирует нам. Но, исходя из простых человеческих чувств, я хотел бы добавить, что, как бы ни была велика Франция, мы были бы всегда ее достойным партнером, и наше величие было бы достойным величия Франции. В этом отношении наша позиция отличается от позиции некоторых других стран, которые считаются друзьями Франции, но вместе с тем относятся ревниво к ее величию. Это я хотел бы подчеркнуть с особой силой» {484}.

Много и обстоятельно главы государств говорили о «германской проблеме», хотя к согласию прийти не смогли. Хрущев очень хотел, чтобы западные страны, включая Францию, признали ГДР. Де Голль категорически возражал против этого. А по поводу ФРГ он заявил: «Германия должна быть с нами не для каких-то агрессивных планов, а, наоборот, для того, чтобы в Европе было спокойно. Франция не заинтересована в агрессивной Германии. Если такого рода равновесие в Европе будет достигнуто, то нам не нужны будут Соединенные Штаты. Мы, конечно, хотим остаться с Соединенными Штатами друзьями, но мы не будем нуждаться в такой, например, совместной организации, как НАТО» {485}.

Такое заявление по поводу НАТО очень удивило советских участников переговоров. Присутствующий на них молодой дипломат, записавший первые три беседы глав государств, будущий чрезвычайный полномочный посол СССР Юрий Владимирович Дубинин, вспоминал много лет спустя, что уже тогда, в 1960 году, советские руководители поняли, что де Голль не исключает выхода Франции из НАТО {486}.

Однако, несмотря на такое многообещающее начало, каких-либо значительных политических результатов во время переговоров двум лидерам достичь не удалось. Представители обеих стран лишь подписали различные договоры о техническом и научном сотрудничестве, а также соглашение о необходимости разрешения неурегулированных международных вопросов не путем применения силы, а мирными средствами.

Невзирая на значительные политические разногласия между главами государств, де Голль и Хрущев оставили уважительные воспоминания друг о друге. Президент Франции писал: «Хрущев охотно вступал в беседу. Особенно непринужденно и расслабленно он вел ее, когда мы оставались один на один, только с переводчиками. При большой разнице в нашем происхождении, образовании и убеждениях между нами установился хороший контакт. Мы разговаривали как мужчина с мужчиной» {487}.

В свою очередь Хрущев так охарактеризовал де Голля: «…личное знакомство убедило меня, что этот генерал очень хорошо разбирался в политике, в международных вопросах и занимал четкую позицию, отстаивая интересы Франции. Он вовсе не был подвержен чужому влиянию, ему вообще нельзя было навязать чужое мнение, особенно в политике, не отвечавшее интересам Франции. По всем вопросам, которые мне приходилось с ним обсуждать, он высказывался сам, не нуждаясь в комментариях министерства иностранных дел или премьер-министра, хотя на такие беседы последний приглашался» {488}.