Великий де Голль. «Франция – это я!»

Союзники согласились выполнить такую просьбу и направили во французскую столицу бронетанковую дивизию под командованием генерала Леклерка. Правда, еще до ее прихода в город восстание все-таки началось. 24 августа, когда танки Леклерка вступили в Париж, его основная часть уже была освобождена французскими патриотами. 25 августа командующий войсками парижского района коммунист Анри Роль-Танги и генерал Леклерк приняли официальную капитуляцию немецкого гарнизона.

В тот же день в Париж прибыл председатель Временного правительства. Леклерк встретил его на вокзале Монпарнас. В это время там находился и Шабан-Дельмас, который впервые в жизни увидел де Голля. Он оставил в своих мемуарах такое воспоминание об их первой встрече: «Де Голль оказался выше, чем я предполагал. Худой, твердо стоящий на ногах, с сосредоточенным видом, со сверкающим и в то же время печальным взглядом. Я был просто покорен его лицом, которое выражало уверенность в своей судьбе. Это была сама Франция. «Мой генерал, – спросил его Леклерк, – вы знакомы с генералом Шабаном?» Тогда он опустил на меня свой взгляд. Я уже был готов провалиться сквозь землю, как вдруг в его орлином взгляде промелькнуло что-то похожее на нежность. Статуя оживилась. Я был удостоен крепкого рукопожатия, а его голос в это время произнес всего два слова, но таких, перед которыми поблекли бы любые почести и награды: «Молодец, Шабан». Этим было все сказано»{264}.

Де Голль сел с Леклерком в машину, и они направились в военное министерство на улицу Сен-Доминик. Глава Временного правительства отдал приказ о восстановлении порядка в столице. Потом он поднялся в свой кабинет, где работал на посту заместителя военного министра в страшные дни июня 1940 года. Генерал окинул взором комнату. Кипы досье с письменного стола исчезли, но стояли те же телефонные аппараты. Он прошел к дальнему углу, заметив там за мебелью стоявший железный сундучок. Де Голль с тревогой открыл его и взял в руки свою сен-сирскую саблю{265}. Она простояла здесь все четыре с лишним года, терпеливо дожидаясь хозяина. И он вернулся, он наконец дома.

Из военного министерства председатель Временного правительства выехал в городскую ратушу – Отель де Виль, – где его ждали Жорж Бидо, глава Национального совета Сопротивления и другие его представители, а также члены парижского комитета освобождения, главные участники парижского восстания.

26 августа рано утром де Голль покинул военное министерство и обошел весь квартал вокруг дворца Инвалидов. Он шагал по улицам, где ему с детства были знакомы каждый дом и каждый дворик. Ноги сами принесли его к церкви Сен-Франсуа-Ксавье, в которую его с братьями и сестрой водили еще родители{266}. Ничего не изменилось. Как будто бы он и не пережил суровых лет изгнания.

Столица Франции ликовала. Днем председатель Временного правительства приехал на площадь Звезды и торжественно зажег под Триумфальной аркой вечный огонь на могиле неизвестного солдата, потушенный оккупантами четыре года назад.

От площади Звезды де Голль отправился пешком по Елисейским полям. Многотысячная толпа заполнила весь проспект. Люди буквально висели на окнах, балконах, крышах, фонарях. Он вспоминал, что шел тогда «взволнованный и в то же время спокойный, среди толпы, чье ликованье невозможно описать… сопровождаемый громом голосов, выкрикивающих его имя»{267}.

Родной любимый Париж приветствовал его. Он пришел в первый раз к Триумфальной арке маленьким мальчиком, которого держал за руку отец. Он прощался со столицей юношей перед отъездом на фронт Первой мировой, мечтая совершить доблестный подвиг. Он пытался десять лет назад убедить тех, кто правил в этом городе, следовать выдвинутой им военной доктрине, чтобы не случилось беды. Он покидал Париж в июньских сумерках 1940 года, возвещавших кошмар фашистского нашествия. И вот он вернулся – победителем, национальным героем, председателем Временного правительства Французской Республики. Возможно ли в это поверить? Да! Он выковал свою судьбу, смог сорвать с неба свою звезду и все свои мечты сделал явью.

Куда он шел сейчас? Конечно, к собору Парижской Богоматери. Именно туда приезжали французские короли, чтобы воздать хвалу Господу за победы, одержанные над врагом. Генерал вошел в собор, чтобы присутствовать на Магнификате, торжественной похвальной молитве. Через несколько дней он скажет сыну: «Если бы ты знал, сколько раз за эти страшные четыре года мне слышались звуки музыки этого победного Магнификата, на котором я присутствую в окружении моих солдат!»{268}