Великий диктатор

— Очень простое, Николай Иванович, — дождавшись разрешительного кивка императора, Сипягин высказал своё виденье этой проблемы. — Я против роспуска туземных частей. Финские войска очень хорошо себя проявили в подавлении восстаний в Польше и на Кавказе, а также в последнюю войну. Они хорошо обучены, дисциплинированны и преданны короне. И я считаю, что пусть поляки и закавказские народы лучше ненавидят финнов, чем русских.

— Вот именно, что туземные! Сегодня они преданны, а завтра? Иметь почти двадцатитысячную армию рядом со столицей это очень рискованно. Расформировать местные войска и влить их в части финляндского военного округа.

— А как же быть с шведской границей? Ведь именно их части несут пограничную и таможенную службу.

— Ну, значит преобразовать некоторые части в пограничные.

— Господин генерал-губернатор! — громко подал голос император, и в кабинете мгновенно воцарилась тишина. — Пока мы не начали обсуждение, у меня есть к вам поручение. Как вы, надеюсь, помните, я, по весне, не принял депутацию представителей княжества Финляндского.

— Да, да. Конечно! Ваш оригинальный ответ даже расколол местное общество, что пошло только на пользу нашему с вами плану по русификации этой провинции, — Николай Иванович поспешил верноподданнически заверить монарха, что помнит.

— Так вот, дорогой мой Николай Иванович, я-то ту депутацию не принял, но к Александре Фёдоровне женская финская делегация сумела найти подход. Естественно, что никакие их политические просьбы я удовлетворять не собираюсь. Но эта депутация преподнесла в дар две книги со сказками одного финского юного писателя, — император вытащил портсигар, извлек длинную папиросу и, прикурив от спички, жадно затянулся. — Николай Иванович, у меня к вам просьба от моей супруги, найдите фотографию этого маленького писателя и вышлите нам. Уж очень ей хочется взглянуть на столь одаренного ребёнка.

Глава 19

— Любую, любую? — переспросил я.

— В пределах разумного, конечно, — пробурчал ротмистр Ааро Корханен.

— Ну, тогда у меня вот такая просьба…

Текла Хултин про мой вклад в название её женского объединения всё-таки не забыла. И подарила царице две мои книги с сказками о Мумми-Тролле. А той, они внезапно понравились. И захотела Александра Фёдоровна узреть мою морду лица на фотографии. Для этого её супруг, наш император Николай II, даже напряг нашего же генерал-губернатора Бобрикова. А губернатору что, делать нечего? И он отправил за фотографией жандармского ротмистра и полицейского фотографа.

Всё бы ничего, но именно сейчас в Финляндии смута и возмущения по поводу назначения на должность министра-статс-секретаря по делам Великого княжества Финляндского, Вячеслава Константиновича фон Плеве.

Может общество и приняло бы его, но он отказался от принятия финского гражданства. А по манифесту Александра I занимать эту должность могли только граждане Финляндии.

После внезапной отставки финского генерала Вольдемара фон Дена, который занимал этот пост восемь лет, его заместитель, генерал Виктор Наполеон Прокопе, которому и пророчили эту должность, не получил назначения и так и остался заместителем, но теперь у Плеве. Сам же Плеве, ничуть не смущаясь, выступил в финском сенате с программной речью и объявил о начале перевода всего делопроизводства княжества на русский язык, введения преподавания русского языка в народных школах, а так же анонсировал реформы в финской армии. И почти все пункты его преобразований, которые он готовил совместно с генерал-губернатором Бобриковым, полностью противоречили местному законодательству и конституции.

Что и вылилось в возмущение всего населения княжества. Мои предки тоже разделяли это возмущение, и их первой реакцией на просьбу приехавших к нам жандарма и полицейского фотографа, был отказ. Но дед Кауко, который понял чем нам может грозить отказ, сумел их переубедить.

Фотограф, израсходовав десяток пластин, пообещал, что пришлёт нам копию итогового портрета, который и будет отправлен императорской семье.

Через пару месяцев нам доставили курьером пакет. В нём оказался мой фотопортрет и документ разрешающий мне, носить «открыто и прилюдно» мой пукко. Ну, что я ещё мог попросить у жандарма? Барабан — мелко, народная школа для села — нереально. Вот я и попросил разрешение на ношение холодного оружия. Бумага была аж с тремя печатями, две орластые имперские и одна с нашим львом с мечами и в цветочках. И была подписана директором канцелярии Финляндского генерал-губернатора полковником Франц-Альбертом Зейном.

На фотопортрете я вышел какой-то серьёзный, насупленный и явно старше. Да ещё и этот дурацкий галстук. Никогда в той жизни я не носил галстуков, ну, за исключением пионерского. Я его и завязывать-то не умел. Но маман, оказывается, давно купила мне галстук, и пришлось терпеть эту удавку на шее. И цвет волос на фотографии, вышел слишком тёмным. Мои светло-соломенные волосы к семи годам потемнели до светло-каштановых, но всё равно оставались светлее, чем на снимке.

…..