Великий диктатор

Стихи не пишутся — случаются,
Как чувства или же закат.
Душа — слепая соучастница.
Не написал — случилось так.

Александра Фёдоровна захлопала в ладоши, а взгляд императора потяжелел и он укоризненно мне бросил, перейдя в обращении на вы:

— С таким настроем, молодой человек, вас, как поэта, забудут очень быстро.

— Извините, Ваше Величество! Виноват, исправлюсь! Минутку.

Хотя исправляться даже и не собирался. Обидеться, так обидеться. Прикрыв глаза вспомнил стихи, написанные по мотивам «Наверное, это старость» Ольги Бакулиной. Читаные в прошлой жизни, в интернете и запавшие мне в душу. Чуть-чуть их подправив, выдал:

Глаза открываю — восемь,
Сходил на вокзал — среда,
Сварил себе кофе — осень,
Прилег отдохнуть — зима…

Вот так и летят мгновения,
Незримою чередой.
Вчера не обузданы рвения,
Сегодня старик седой.

А завтра меня не станет,
Такой мой земной удел.
И помнить, увы перестанут,
Ссылаясь на множество дел.

— А вот это намного лучше, — улыбнулся император и попросил. — Запишите мне эти стихи. — И вытащив из нагрудного кармана блокнот, вырвал лист и протянул вместе с карандашом. — Впрочем, на обратной стороне, запишите и первый ваш стих. Хоть он и был неуместен, но есть в нём что-то особенное.

Внезапно императрица показала супругу какой-то знак и, выхватив откуда-то колокольчик, зазвенела им. Появившаяся служанка, а может и фрейлина, фиг их знает, ухватила коляску с царицей и укатила в дом.

— Извините, Александре Федоровне нездоровится, — внезапно повинился перед нами царь.

Ну, ещё бы ей не здоровилось. За тот час, пока шел мой допрос, она скурила не меньше десяти папирос. Да и Николай от неё не отставал и дымил как паровоз.

— Какие нибудь просьбы или пожелания есть? — тем временем поинтересовался государь у моей матушки.

— Нет, Ваше Величество! Спасибо, Ваше Величество!

— А у вас молодой человек? — император так и не вернулся к общению на ты, как это было в самом начале встречи.

— Да, Ваше Величество, есть одна просьба. Верните нам в село в школу русский язык.

— Ммм. Не понял. Как это вернуть? — удивился Николай.

— Вот, мама лучше расскажет, как у нас в школе преподавали русский язык, а затем отменили.

И мама рассказала. Сначала немного смущаясь, но быстро избавившись от своего смущения, поведала самодержцу о истории появления у нас в школе учительницы русского языка и о том, что в дальнейшем произошло.

— Ясно. Насколько я знаю, в княжестве русский язык обязаны преподавать во всех гимназиях без исключения. Но у вас в селе только начальная школа. И вы, молодой человек, хотите, чтобы я поспособствовал открытию гимназии у вас в селе?

— Да, Ваше Величество. Но у нас эти школы называются не гимназиями, а народными средними школами, — зачем-то пояснил я, и тут же получил отлуп за свой слишком болтливый язык.

— А вы дерзки не по годам, юноша. Я не просил вас поправлять меня. Впрочем, раз я сам спросил о просьбах, то постараюсь помочь вам.

На чём высочайшая аудиенция была окончена, и царь, распрощавшись с нами, ушёл в дом, а я с мамой потопал к мосту. Сразу за воротами штабс-капитан протянул нам бумажный свёрток и пояснил:

— Подарки от государя и государыни. Сейчас не открывайте, посмотрите в поезде.

Но зайдя в купе дожидавшегося нас поезда, вместо рассматривания полученных подарков, я был схвачен мамой за волосы на висках и подвергся лютой выволочке за дерзость в отношении царя. Больно было неимоверно, но я сдержал себя — и так и не заплакал. Мда, мне эта встреча с монархами явно выйдет боком. И перкеле меня дернул заняться литературой? Ну, да ладно, прорвёмся как нибудь.

Конец первой книги.