Великий диктатор

С летающей посудой я сталкивался и в прошлой жизни, лет в десять или одиннадцать. В квартире моего одноклассника Ромки Кулиша. Мы смотрели по телевизору польский сериал «Четыре танкиста и собака», когда громкий хлопок привлёк наше внимание. Пошли искать и нашли в ванной донышко от стакана и стеклянное крошево вокруг. А затем начали биться тарелки на кухне. Мы только одним глазком глянули на тот ужас на кухне и бегом рванули на улицу. Где и просидели до прихода его родителей. Естественно, те не поверили нам и наказали Ромку.

Анью, когда услышала про то, что Андреас обещал поджечь наш дом, оттолкнула в сторону Ларса и вытащив пацана из под моего стола, влепила ему несколько звонких пощёчин и затрещин. И надо сказать, это привело мелкого в чувство. По крайней мере, он вполне внятно, хоть и с истеринками в голосе, стал просить у меня прощения.

— Андреас! Ты не столько меня обидел, сколько Хиири. Он ведь тоже считает этот дом своим, — на меня сзади пахнуло знакомым теплом, и я понял, что и защитник нашего дома тоже здесь. — Надо и у него прощения попросить.

— И что мне делать? — племянник в эту минуту был готов на всё, хоть на крышу вылезти и спрыгнуть вниз. Надо его спасать, а то ещё в бега подастся. Ищи потом.

— Что у тебя есть с собой самого дорогого?

— Золотая монета у него есть! — сдал его Ларс. — Американская.

— Да. Один доллар золотой. Папа подарил, — прошептал Андреас, а в его глазах явно поубавилось желания готовности к любой жертве.

— Значит так. Берешь свою монету и идешь на кухню. И кладёшь её в ту миску за печкой, в которое мы молоко наливаем каждое утро для Хиири. И просишь прощения. Хорошо просишь. И обещаешь больше никогда не думать причинить вред этому дому. Потом отворачиваешься, считаешь до ста, я вас учил, надеюсь, ты не забыл? И поворачиваешься обратно. Если монеты в миске не будет, то Хиири тебя простил.

— А если он её не заберёт? — опять испугался Андреас.

— Тогда я иду к деду и всё ему рассказываю, а он, скорей всего, отвезёт тебя домой. Но прежде точно выпорет. И дома тебе тоже достанется, наверное, — хотя вряд ли, как я помнил из книг и мультфильмов моего мира, домовые любили золото.

— Мы, что? Не будем никому рассказывать про это? — удивилась Анью.

— Если Хиири примет подарок, то нет. Хорошо, сестрёнка?

— Угу, — как-то через силу согласилась она. — Хорошо. Если примет, я буду молчать.

— Но монета в той комнате! Я не пойду туда один. — на глаза Андреаса опять навернулись слёзы.

— Я сбегаю! Я знаю, где она! — и шустрый Ларс рванул в их с братом комнату, только пятки дробно застучали по деревянному полу.

Всё прошло как задумывалось. И Андреас на кухне никого из взрослых не застал, и Хиири монету у него принял. Но вот мелкие Викстрёмы три ночи спали в моей комнате на матрасе в обнимку, пока это не пресекла бабушка Ютта, выгнав их в соседнюю спальню. Я так и не решился им рассказать, что мой Хиири тоже ночует в этой комнате. Иначе, даже и не знаю чем это могло закончиться для Андреаса.

……

— А ну, быстро иди сюда! — рявкнул на меня дед Кауко одним прекрасным летним днём, когда моя команда, набегавшись по округе, разошлась по домам, и я в компании племянников зашёл на наше подворье.

— Чего, деда? — я опасливо приблизился к нему и смог увернуться от его руки, попытавшейся схватить меня. — Ты чего? Что я сделал? — Отскочив подальше от него, возмутился я.

Вроде бы никакого криминала за собой не припомню. Ну, если не считать нескольких сворованных гвоздей и разбитый горшок со сметаной, который уже и так записали на дворовых кошек.

— А ну, брысь отсюда, — заорал он на Викстрёмов, которые соляными столбиками застыли посреди двора и, видимо, гадали, не коснутся ли и их эти непонятные разборки. Но после окрика деда пулей залетели в дом, оставив меня один на один с ним.

— Матти! Ты почему меня не слушаешься? Тебе было сказано идти ко мне?

— Да, деда. Но я не подойду пока ты мне не объяснишь чего хочешь.

— У ты, неслух! Вот это, что? — на его протянутой ко мне левой ладони, лежали осколки раздавленной глиняной свистульки. Судя по узору на одном из них, явно моей, а не племянников.

— Свистулька. Моя. Была. Пока ты не раздавил, — с укором сказал я.

— Так, что здесь происходит? — в калитку зашёл отец, явно приехавший из управы.

— Дед мою свистульку взял и раздавил, — нажаловался я отцу и, спрятавшись за него, показал деду язык.

— Ты что, старый, творишь? Зачем внуку игрушку сломал?

— Тьфу! Идиоты! Вот это что? — он опять протянул руку с обломками моей свистульки под нос отцу.

— Обломки. Мусор какой-то.

— Ты в руки возьми! Разотри и скажи мне, что это?

— Хм. Глина вроде. Красная. Красная? Откуда у нас здесь красная глина? — я был ловко извлечён отцом из-за его спины.

После чего он, присев на корточки, заглянул мне в глаза и спросил:

— Матти. Ты где взял эту глину?

— Нашёл, — растерянно ответил я, ничего не понимая. — А что в ней такого?

— Это очень хорошая глина. Из неё хорошие кирпичи и черепица получаются, — объяснил мне отец. — Так где ты её нашёл? На нашей земле?

— Вроде бы, да. Между Звонким и Быстрым ручьями.