Великий диктатор

— Я не просто про Александру Фёдоровну говорил, — дождавшись, когда раскрасневшаяся то ли от бега, то ли от гнева мама усядется на противоположный от меня стул и, оставшись стоять на всякий случай, продолжил растекаться мыслью. — Так как она воспитывалась в Англии, то при обращении к ней от имени «финского женского клуба» скорее всего примет ваше письмо. Ведь по закону она наша княгиня. К кому как не к ней обращаться финским женщинам. Да и просто, название подходит под объединение всех финских женщин даже разных политических взглядов. У меня всё. Бить будете? — На мой вопрос наша гостья засмеялась и великодушно отпустила меня.

А через три недели мы узнали сразу несколько новостей. Об образовании «финского женского клуба» и о том, что им, в отличие от финских мужчин, удалось вручить своё послание императрице. Почти все финские газеты хвалили Теклу Хултин за находчивость с названием и не словом не упоминали про меня. Что очень разозлило матушку, которая последними словами поносила хитрую столичную журналистку и возмущалась ведь это именно её Матти и придумал то название.

Мне же было как-то пофиг. Ну, не упомянули и не упомянули. Мы с пацанами готовились к нашей первой охоте. Мой кузен Микка, сын сестры мамы, выследил дикого подсвинка. Который, видимо, или отбился от стада, или остался один в результате охоты взрослых. В нашей местности водились только зайцы, утки-пискульки да рябчики. Иногда забредали белые куропатки. А всё, что крупнее, охотники выбили поголовно ещё в прошлом веке, если верить рассказам деда Кауко. Хотя, откуда ему знать, он же тоже родился в нашем, девятнадцатом веке.

Вот и этот кабанчик, неведомым образом появившийся в нашей местности, долго бы не протянул. Кто-нибудь его обязательно бы пристрелил, так как он повадился лакомиться желудями у трёх старых дубов, совсем недалеко от села. Возле этих деревьев мы с мальчишками и устроили на него засаду.

— Я стреляю первым, вы за мной. Затем, хватаем копья и добиваем, — проводил я инструктаж рано утром, перед тем как отправиться в засаду.

Но мы не учли толщину шкуры этой свиньи. Вернее, я не учёл. Ну, никогда не охотился, вот и не знал об этих зверушках ничего. Подвело самомнение, рыбу, стрела пробивает — значит и хрюшку пробьёт. Моя стрела воткнулась и ещё несколько, остальные просто отскочили. Самодельные луки и деревянные стрелы без наконечников не лучшее оружие для охоты, да ещё и в руках у мелких и неопытных деревенских детишек. Но, согласно плана, мы подхватили кривенькие копья и с воплями кинулись в погоню за поросёнком…

— Здорово, диктаторские! — поприветствовала наш отряд парочка лысых пацанов лет десяти, тащивших одну тачку с глиной на двоих. Чем и выбили меня из самокопания. Даже и не заметил, как мы добрались до кирпичного завода.

— Капральство стой! Поприветствуем лысых! — рявкнул я.

Моя банда остановилась, заулыбалась и, набрав воздуха, рявкнула на счёт три:

— Обезьяна Чи-Чи-Чи продавала кирпичи.

— За верёвку дёрнула и нечайно пёрнула.

— А рабочие пришли: Чё воняют кирпичи?

От нашего дружного вопля эта парочка дёрнулась, и их тачка, соскочив с деревянной дорожки, перевернулась, рассыпав глину. Лысые, было дернулись в драку на нас, но быстро одумались, так как мы все были с мечами и копьями. А уж ими-то мы пользоваться умели, они это прекрасно помнили.

Лысыми у нас в селе прозвали детей-переселенцев, родственников нашего телеграфиста. Сразу после их приезда наши врачи осмотрели поселенцев и нашли у детей вошек. У взрослых не нашли, а у всех мелких прям кишело. Ну, их и оболванили под ноль.

Первый раз мы с ними схлестнулись из-за черники. Мы с пацанами шли на завод, куда ходим каждый день. Я учу английский, а пацаны лепят свистульки, которые потом обжигаются в печи и продаются. Дед Кауко платит моим спиногрызам по два пенни за каждую свистульку. За два часа мелкие успевают сделать по пять-шесть свистулек, и в месяц зарабатывают до трех марок.

Вот и тогда мы шли на завод и наткнулись на семь лысых мальчишек в возрасте от шести до двенадцати лет, которые ползали по черничным зарослям и лопали не созревшую ягоду.

При виде нашего воинства они быстренько сбились в кучу, а их вожак, самый старший мальчишка, крикнул нам, смешно коверкая финские слова:

— Мимо идти! Мы первый найти эту ягоду! — и выставил перед собой сжатые кулаки, как бы намекая на возможность пустить их в ход.

— Ой, хёльмё!!! — покачал я головой и попробовал им объяснить. — Белую и красную ягоды нельзя есть! Они ядовиты! Обосрётесь же! — и зачем-то добавил на непонятно из каких глубин вылезшем немецком. — Ферштейн?

Но их предводитель, то ли не понял меня, то ли понял только «хёльмё» (дурак), но с диким криком бросился на меня размахивая кулаками. Я, не долго думая, выхватил свой деревянный меч и заехал ему по руке. Нашу драку поддержали обе стороны, но так как мои мальчишки воспользовались моим примером и пустили в ход мечи и копья, мы очень скоро победили.