Великий Дракон

— Само собой.

Я быстро набросала несколько вежливых, в целом ни к чему не обязывающих строк. Поблагодарила за то, что сеньора помнит обо мне, написала, что всегда восхищалась ею самой, пожелала счастья ее семье. Подумала несколько секунд — и добавила, что ее молитвы были услышаны, я недавно сделалась матерью замечательного мальчишки. Сына назвала Аугусто. Усмехнулась: вполне достаточно, чтобы любопытная и подозрительная сеньора Вальдес захотела снова взяться за стило.

Показала письмо Алистеру. Он прочел, удивился:

— А имя твоего сына — оно имеет значение?

— Отца сеньоры звали Аугусто. Правда, там это одно из самых распространенных имен для элиты, но… В общем, если не знать, как зовут крестного папу Огги — можно подумать всякое.

— Отлично, — одобрил Алистер. — Ей делать не фига, вот и пусть себе думает… всякое.

Не успела я попрощаться с Алистером, как дверь кабинета аккуратно открылась и вошел Август. Абсолютно непроницаемый сонный взгляд, ничего не выражающее лицо. Образец британской невозмутимости. Алистер совершенно привычным и естественным движением бросил какие-то бумаги поверх письма сеньоры Вальдес и моего ответа ей.

— Алистер… впрочем, я вижу, ты занят.

— Не слишком, — парировал тот. — Пару минут для тебя найду.

— У меня долгий разговор. Но подождет до вечера.

— Вечер у меня весь расписан, извини.

— Тогда до утра. — Август повернулся ко мне. — Делла, ты мне нужна.

И вышел. Я переглянулась с Алистером. Он давил ухмылку.

— Спорим, ему донесли про письмо из Эльдорадо? — одними губами спросил он.

— Все еще хуже, — точно так же беззвучно ответила я. — Я все-таки лечу в Шанхай.

Алистер прижал кулак к губам, скрывая смешок.

— Давай. Если что, зови меня, поколотим его вместе.

— Думаешь, я не справлюсь?

— Нет, просто мне тоже хочется.

Август ждал в коридоре на порядочном удалении. Читал что-то с руки, с таким видом, словно не замечает меня. Однако когда я поравнялась с ним, тут же убрал наладонник и сказал:

— Поговорим в моем кабинете. Там достаточно удобно.

До самого его кабинета мы шли молча. Да-да. Спустились по лестнице, вышли в сад, пересекли его, снова поднялись — и все без единого междометия. Август открыл дверь, пропустил меня, зашел и запер замок.

— Делла, кажется, я говорил, что не хочу брать тебя в Шанхай.

Я выбрала стул, удобно уселась.

— Ты сказал, что вместо меня берешь Анну. Это не одно и то же.

Впрочем, да, говорил, вспомнила я. Но лучше сделать вид, что я забыла.

— В данном случае — одно. Что за интриги ты плетешь?

— То есть?

— Делла, не притворяйся. Ты добилась приглашения из Шанхая.

— И что с того?

Август положил ладони на стол.

— Хорошо. Давай поговорим начистоту. Я не хочу видеть тебя на моей яхте, я не хочу видеть тебя в Шанхае, и я не хочу, чтобы ты задавала вопросы. В конце концов, я не обязан отчитываться перед тобой в своих желаниях и нежеланиях.

— Я тоже.

— Не сомневался, что ты ответишь именно так. Делла, можешь объяснить, зачем ты изводишь Анну?

— Почему я должна объяснять что-либо человеку, который не хочет ничего объяснять мне?

— Прекрасно. Хорошо. Тогда объясню. Тебе понадобилось менее двух суток, чтобы довести несчастную девушку до нервного срыва. Так довести, что ей потребовался врач.

Ну да, ну да. Ей не врач потребовался, а свободный от Августа вечер. Ей же надо уладить все делишки с чипом, который носит Мэдлин.

— Под этим предлогом она отказалась от вашего сегодняшнего свидания?

— Хоть бы и так. Стыда ты, похоже, не испытываешь. Ты восстановила против нее всю семью. Когда я думаю, что мне предстоят несколько кошмарных недель, пока ты, оказавшись с Анной в замкнутом пространстве моей яхты, будешь методично уничтожать человека, ни в чем перед тобой не провинившегося…

Я улыбалась.

— Делла, я тебя не узнаю.

— Взаимно, милый. Ничего, что я так тебя называю? Формально мы состоим в партнерских отношениях, приравненных к браку.

— Ничего. Меня эта ирония не задевает. Я объяснился? Твоя очередь.

— Хорошо. Я не извожу ее.

— Делла…

— Некоторые женщины, — перебила я, — считают издевательством, когда окружающие не подчиняются им. Анна полагает, что я должна плясать перед ней на задних лапках. Должна восхищаться тем, как ты ее любишь, и радоваться, что она сделается герцогиней Кларийской. Август, назови хоть одну причину, по которой все, с ней происходящее, должно вызывать у меня хоть какие-то чувства.

— Но это не повод унижать ее при всех.

— При всех — это при Мелви и при тебе? Август, посоветуй ей оставить меня в покое. Разговоры, которые она теперь считает издевательством, начались по ее инициативе. Она караулит меня у входа в Детский Дом — после того, как я не пустила ее туда…

— А почему, кстати?

— Может, мне еще и сына ей подарить?

— Делла, угомонись. Ты пускаешь туда всех. Кроме нее. Что за дискриминация?

— Дискриминация, милый, объясняется ее парфюмерией. Если ты не в курсе, к младенцу нельзя подходить надушенной по самую маковку. У ребенка может быть аллергия.

— И ты не могла сказать ей об этом по-человечески?

— А зачем? Зачем мне указывать другой женщине, как ей одеваться и какие ароматы выбирать?